От редакции. Близится к завершению повествование 1-й книги. Автор интересуется у читателей EOXC, стоит ли готовить к публикации 2-ю книгу, так как это займет какое-то время?

начало тут

- Надеюсь, никого из старших не будет, - невинно сказала Ксана, протягивая Альке, вызвавшейся сегодня побыть хозяйкой, свой мокрый плащ.
- Разумеется, нет. Сборище только для нашей компании, - отвечала та, встряхивая плащ и осыпая всю прихожую алмазными брызгами воды.
- Название уже утверждено?
- Может быть. Почти все уже собрались. Нет только Наташи, а Олеч сказал, что не придет.
- Почему?
- Ты же знаешь Капитана – он ничего не объясняет. Сказал «не приду» - и все.
На улице раздался сильный удар грома, дождь полил еще сильнее.
- Надеюсь, великие не испортят нам праздник. В такую погоду ехать все равно никуда нельзя, - нахмурилась Ксана.
- Мама все еще держит совет с отцом, у них накопилось много тайн, требующих обсуждения. До утра они не закончат, так что нам бояться нечего. Идем, Див с Наткой приготовили какой-то сюрприз.
- Но она же еще не пришла.
- Сейчас будет. Если на нее не нашел очередной приступ тоски. Итор называет это «черная сестрицына хандра». Эй, Див, ну где же она?
- Сам жду, - недовольно ответил юноша. В этот момент послышался стук в дверь, и лицо Дива сразу озарила улыбка. – Ну, вот и Ната!
Алиния приоткрыла дверь:
- Заходи быстрее, а то нас затопит!
- Затопит?
- Да, смотри, какой ливень и ветер.
- Ветер? Ах да, конечно, - Наташа устало потерла висок, сняла плащ, смотала его в неровный сверток.
- Давай сюда, - потянулся к нему Див, развернул плащ, хотел стряхнуть с него воду. – Э, да он совершенно сухой! А где твой костюм?
В полутемном тамбуре нельзя было рассмотреть наряд девушки, но ясно было, что это отнюдь не голубое кимоно, а нечто темное, облегающее и совсем не воздушное.
- Прости, Див, но я не смогу надевать твой подарок. Птицы такие красивые, но...
- Тата, это не смешно, - Див надул губы как маленький ребенок, всем видом выражая свою обиду.
Наташа вздохнула:
- Ты еще не знаешь, как не смешно. Ну, идем, я и так заставила всех ждать.
Они вошли в зал, освещенный несколькими десятками свеч. Первым к ним подошел лохматый рыжий викинг, настолько увешанный звенящими кольчужными кольцами, что в нем не сразу признали Элана. Он неуклюже потоптался перед Ксаной, пробормотал что-то себе под нос и увлек девушку на другой конец зала. Его сменил изящный варом – Ланаэ, проскользнувший под носом у гордского корсара в красном камзоле. Завладев вниманием Али, он отвел ее поближе к огню. Корсар остановился перед Наташей:
- Здравствуй, серебряная, - он чуть подчеркнул ее титул. – Разреши мне быть твоим кавалером на этом празднике.
- Здравствуй, серебряный. Прости, но сегодня я не веду светских бесед. Див, найди для меня какой-нибудь уголок.
- Но ты будешь сегодня танцевать? – спросил Ярослав.
- Я же пообещала Диву. Только не сейчас, позднее, - она кивнула ему и в сопровождении альтарца направилась за Эланом и Ксаной.
Корсар долго смотрел ей вслед.
- Что это с Натой? – спросила Корина у сидевшей рядом Елены, одетой в костюм восточной пери.
- Не понимаю. Может, ее знаменитая «черная хандра»? Она была так ровна с братом.
- Вот это и странно. Отказалась от его общества. Говорила как с равным, как с добрым знакомым - и только. Интересно, понял он, что что-то ушло?
- Он видит только Альку. Может, это месть? Но с чьей стороны?
- Ладно, хватит сплетничать. Ксана петь собирается.
И вечер покатился праздничным колесом, звеня песнями и танцами, искрясь чистым смехом. Все девушки много раз выходили в круг, даже Наташу удавалось вытащить из ее угла, но она никогда не попадала в яркое сияние свеч, хотя и танцевала с видимым удовольствием. Она спела несколько песен, и голос ее звучал хоть и необычно низко, но красиво и вдохновенно, в хоре перекрывая даже прославленное сопрано Меритт.
Когда веселье стало понемногу угасать, Алиния подсела к сестре, взяла ее за руку:
- Что с тобой? Ты бледна, не веселишься, прячешься в тень. Ты обижена? Или тебя что-то тревожит? – она заглянула сестре в глаза и не увидела в них тревоги или обиды, ожидаемой тоски.
Темные, почти черные, они отражали огоньки свеч, и золотой свет плясал в них какой-то безумной, цыганской радостью и гордостью. Девушка мягко улыбнулась:
- Просто я сдерживаю свое бешеное веселье. Ты же знаешь, оно иногда может шокировать неподготовленных. Как Итор.
Аля действительно помнила несколько случаев немотивированного веселья, случившихся с их братом. Правда, это случалось в бою, а за спокойной, размеренной Наташей ничего подобного раньше не замечалось. Но девушка решила перейти на более безопасную тему:
- Тебе эта бледность даже к лицу. А что ты сделала с волосами? Они никогда не лежали так хорошо. Научишь меня?
Наташа только собиралась ответить, как к сестрам подошел Див:
- Тата, скоро ребята начнут расходиться. Ты обещала нам танец.
- Ты настаиваешь?
- Нет, если ты плохо себя чувствуешь... Но ребята ждут.
- Хорошо. Только потом не брани меня, - она встала рывком и пошла на середину зала, вдруг обернулась, запустила пальцы в свои темные волосы, приподняв их над головой, показывая, что они обрезаны очень коротко.
Алиния приглушенно вскрикнула, хотела броситься к сестре, но какая-то сила вдавила ее в кресло, не давая даже поднять руки, даже глубоко вздохнуть.
А Наташа уже вышла в ярко освещенный круг и, подняв руки над головой, застыла, словно ожидая сигнала. Впервые за весь вечер ребята смогли рассмотреть ее костюм. Основным мотивом для него послужил, видимо, боевой наряд эрхана, лишенный, однако, всех защитных нашивок и скромных украшений. Черная рубаха плотного шелка с просторными рукавами, оканчивающимися широкими манжетами, была стянута вышитым поясом. Однако, против обычая, бисер был не цветным, а черным и блестящим. Тяжелые складки подола прикрывали плотные обтягивающие черные брюки, заправленные в высокие верховые сапоги того же цвета.
Всё в зале смолкло, лишь за стеной завывала буря, порывы ветра стучались в дверь. Вот ударил гром, Наташа вздрогнула, словно это и был ожидаемый сигнал, медленно пошла по кругу, легко попадая в ритм беснующегося ливня, и, в то же время, несомая кружащимся вихрем. Она казалась странной черной птицей, брошенной в самое сердце бури. Все неистовее становился ее танец, грознее рев ветра, сильнее гром. Но тут, в самый момент торжества стихии, высоко, под потолком зала, вдруг зазвучал тихий чистый голос флейты.


Алиния не ошибалась, считая, что совет Тины и вождя может продлиться до утра. Вероятно, так бы оно и случилось, если бы не одно непредвиденное обстоятельство.
Почти полтора часа веда объясняла мужу все хитросплетения и интриги внутренней политики племени. Вождь поражался их изощренности и двусмысленности:
- Великое Небо, в какую голову могли прийти все эти дурацкие фантазии!
- Только в женскую, мой дорогой, только в женскую. Светом правит женщина.
- То есть ты?
- Я только контролирую все эти «фантазии». Если бы вождь начал разбираться в женской болтовне, у него не осталось бы времени на реальные дела. Но иногда людям полезно дать высказаться, «спустить пар».
Вождь покраснел, вспомнив, как он сам высказался на судилище после того, как узнал, что у него четверо детей. Во имя Камня, он был готов убить их, а теперь, пять месяцев спустя, не может поверить, что его сын умрет.
- Ты можешь создать для меня постоянную связь с серебряными? Естественно, постоянную по их желанию.
- Нет. Это очень дорого. Я лучше оставлю открытыми все каналы камня, связанные с этим. Ты будешь знать все, что знаю я. Теперь тебе открыты все тайны племени.
Сильный порыв ветра распахнул окно. Велимир подошел, хотел захлопнуть створки, но выглянул наружу и засмотрелся на небо:
- Собирается гроза. Странно, никто ее не ждал. А тучи-то так и мчатся, - он отвернулся от окна, так и не закрыв его. – Я не уверен, что знаю все.
- Не уверен?
- Каждый раз ты говоришь мне: «Тебе открыты все тайны», - и через день на нас валится новая напасть, о которой ты, оказывается, давно знала.
- Я знаю, что случится несчастье, а какое – от меня часто скрыто. Просто у меня слишком развит дар предвидения, - веда подошла к мужу, он обнял ее одной рукой, крепко прижал к себе.
- Я люблю тебя, Тиночка. За все твои тайны и неясности. За твои переживания и доброту. Ты для меня единственная. На свете так много девушек, а ты одна такая. Неповторимая. Странная. Близкая и чужая.
Ударил гром, хлынул ливень, порывы ветра несли капли воды косматыми полотнищами. Тина сильнее прижалась к мужу:
- Да, ты прав, я чужая. Во мне всегда вот такая метущаяся буря. Свет враждебен мне, хоть я и счастлива с тобой, - она осторожно повернулась в его объятьях. - Смотри, как извиваются тучи! Словно по небу кони мчатся.
Он посмотрел на горные вершины, над которыми рваными лентами скользили серые полотнища:
- Когда мы были маленькими, мать говорила нам о такой буре: «Это летят кони посланцев Валгаллы» - и рассказывала печальные истории валькирий – дев битвы.
- Но зачем они здесь? Ведь у нас нет посвященных, - испугано шептала Тина, крепче сжимая руку мужа.
- Ты хочешь сказать, что это не сказки?
- Слишком многие легенды оживают в наше время. А знаешь, мою сестру звали Валгаллой. Но она умерла.
- Мы многих потеряли. Валгалла – странное имя для Земли.
Женщина вдруг смутилась, он изумленно посмотрел на нее:
- Неужели ты не с Земли? Твой мир жив?
- К несчастью, - она вздрогнула, отвернулась. - Ему еще долго жить, слишком много бед он приносит. Я не хочу говорить о нем.
- Тина, расскажи мне о себе. Кажется, это последняя твоя тайна. Ты иная, ты видишь будущее, знаешь судьбы воинов, всегда находишь выход. Научи меня быть таким. Я хочу никогда не расставаться с тобой, делить твои тревоги, понимать тебя.
Но она покачала головой:
- Нет, Вел. Это слишком тяжело – знать чужие судьбы и ничего не изменять. Я не хочу, чтобы ты сошел с ума.
Он со вздохом отстранился от нее:
- Я понимаю – ты веда. Я мал для таких забот.
- Веда! – грустно рассмеялась она. – Если бы в этом было все дело.
- А в чем же? – жадно спросил он. – Все остальное я преодолею.
Но она уже не слушала его, шептала, невидящими глазами смотря на ярящуюся над селением бурю:
- Я прошла страх и смерть, унижение и беспомощность. Я прошла сотни миров, но везде была чужой, и лишь одно любящее сердце я нашла в свете.
- Одно? А наши дети? А Савка? Сегорм? Торес?
- Торес? – она словно очнулась. – Да, Торес. Велимир, ты должен знать, где найти его. Если я не смогу поехать… Не прерывай меня, - она отошла вглубь комнаты. – Все может случиться. Я обещала ждать его через…. Да, уже через четыре месяца у сталактита Плачущей Девушки, это в пятой пещере на… - она вдруг замерла, прислушиваясь к чему-то далекому.
- Так где? – он шагнул к ней, и вдруг, коснувшись мысленно своего огня, услышал отчаянный призыв Олеча: «Веда! Мать!»
- Что с ним?
- Не знаю. Идем, быстрее! Талгар! – она кинулась прямо к распахнутому окну, вскочила на подоконник.
Гнедой уже стоял внизу, блестя мокрыми боками. Тина, не задумываясь, прыгнула, еще на лету крикнув мужу:
- Ну же, быстрее!
Как только Велимир оказался у него на спине, Талгар рванулся, унося их сквозь черную, ревущую ночь к невидимой цели.

Окно в комнату Олеча было закрыто, но Тина ударила по раме локтем правой руки, створки распахнулись, буря ворвалась внутрь, затушила свечи, разметала по комнате бумаги. Тина шагнула со спины Талгара прямо на подоконник, Велимир последовал за ней. Темная, словно залитая чернилами, комната показалась ему пустой и холодной, только буря рыдала, и глухо стонал ветер, зловеще скрипя створками окна. Но для Тины комната не была пустой. Холодный воздух трепал обрывки мыслей серебряных, а от стен еще звенел, отражаясь, отчаянный крик ее сына. Вот она склонилась над чем-то темным, еще более темным, чем чернота бури:
- Вел, закрой окно и зажги свечи, - странно прозвучал ее голос в этом мертвом месте.
Он выглянул на улицу: дождь, казалось, стихал, молнии сверкали реже. Талгар куда-то исчез, видимо, решив, что веда задержится здесь надолго. Что-то злобное, опасное почудилось вождю в этом ревущем мраке. Он стремительно захлопнул окно, запер его на обе задвижки и еще несколько секунд придерживал створки руками, будто боясь, что они вновь распахнутся. Толстое стекло приглушило гром и смех бури, и Велимир вдруг понял, что тоскливо и глухо стонет то темное и тяжелое, над чем склонилась Тина. Живое существо? Здесь? Человек? Он затеплил свечи, стараясь не замечать то, что лежит на полу, боясь где-то в глубине сердца увидеть нечто ужасное. Что это могло быть? Раненый? Умирающий? Он всеми силами гнал стоящее перед глазами видение: залитое кровью лицо убитого Олеча. Немного успокоившись, он зажег задутую ветром свечу, подошел к Тине. Золотистые волосы лежащего заблестели в тихом свете, ужасное видение корчащимся чертом вновь выскочило из глубин сознания. Он со вздохом положил руку на плечо сына, намереваясь перевернуть мертвое тело, чтобы хоть кошмар стал реальностью, а не мучил воображение. Тина, словно прочитав его мысли, остановила мужа:
- Не бойся, он жив. Просто у него великое горе, а серебряный не может потерять сознание.
- Горе? – переспросил Велимир и вдруг вспомнил, какой ужас и оцепенение нашли на него, когда Тина была смертельно ранена.
Тогда только долг и желание отомстить вернули его к жизни. Но разве Олеч любил?
А Тина встала возле сына на колени, обняла его голову ладонями, целовала волосы, шептала ласковые слова. Казалось, раненая птица бьется над единственным птенцом. И Олеч услышал. Он поднял голову, хотел что-то сказать, но губы его не слушались, какая-то мысль вернулась к нему, и он вновь ткнулся лицом в пол. Мать опять склонилась над ним.
Вождь смотрел на это, и постепенно злоба закипала в нем. Наконец он не выдержал, твердой рукой отстранил жену, взял Олеча под мышки и рывком поставил на ноги. Юноша безвольно мотнул головой. Велимир рассвирепел, швырнул сына через всю комнату с такой силой, что тот завертелся и буквально впечатался в стену, разметав руки и обалдело хлопая ресницами:
- Ты что, папа?
- Однажды меня обманула твоя мать: она сказала, что родила сына.
Тина приглушенно охнула, прикрыв рот ладонью.
- Сегодня мне сказали, что ты можешь умереть, я оплакивал великого воина. Я услышал его зов, примчался сюда и нашел вождя серебряных, рыдающего, как дитя, из-за какой-то юбки. И ты спрашиваешь, что со мной?
Горькая усмешка изогнула губы Олеча:
- Не моя мать, а судьба обманула тебя, - серебряный посмотрел в окно. – Слышишь, как ревет Валгалла?
- Валгалла? – Велимир невольно содрогнулся и тоже посмотрел в ночь.
- Валгалла, - вздохнула Тина. – Кто призвал ее?

Продолжение следует...