Глава 10. Дом Гонтов
Переводчик — Лесли, корректор — Синяя_Тигра, Чжоули Линк, бета-переводчик — Анориэль

До конца недели Гарри продолжал следовать инструкциям Принца Полукровки везде, где они отклонялись от Либатиуса Бораджа. В итоге к четвертому уроку Слагхорн восхищенно нахваливал способности Гарри, говоря, что ему редко доводилось учить кого-либо столь же талантливого. Ни Рон, ни Гермиона не выражали особенного восторга по этому поводу. Гарри предложил им обоим пользоваться его книгой, но Рон разбирал почерк с куда большим трудом, чем Гарри, и не мог постоянно просить его прочитать вслух, так как это могло вызвать подозрения. Гермиона же упорно вникала в то, что она называла "официальными" инструкциями, но все больше злилась, поскольку они давали худшие результаты, чем советы Принца.
Гарри вяло интересовался, кем же был Принц Полукровка. Хотя объем задаваемой домашней работы не давал ему возможности прочитать весь экземпляр "Продвинутого зельеварения", он просмотрел его достаточно внимательно, чтобы заметить, что во всей книге едва ли была страница, где бы Принц не сделал пометок, причем не все из них относились к изготовлению зелий. Тут и там попадались заметки, похожие на заклинания, которые Принц придумал сам.
— Или сама, — раздраженно сказала Гермиона, услышав, как Гарри указывает на некоторые из них Рону в гостиной субботним вечером. — Это могла быть девочка. По-моему, птакой почерк скорее подошел бы девочке, чем мальчику.
— Его звали Принц-Полукровка, — сказал Гарри. — Сколько было девочек принцев?
Похоже, Гермионе было нечего на это возразить. Она лишь нахмурилась и подтянула свое эссе о принципах рематериализации подальше от Рона, пытавшегося прочитать его вверх ногами.
Гарри взглянул на часы и торопливо сунул старый экземпляр "Продвинутого Зельеварения" обратно в сумку:
— Уже без пяти восемь, мне лучше идти, а то опоздаю к Дамблдору.
— О-о, — выдохнула Гермиона. — Удачи! Мы подождем тебя, очень хочется услышать, чему он тебя научит.
— Надеюсь, все будет нормально, — сказал Рон, и они оба провожали его глазами, пока он выбирался из прохода за портретом.
Гарри шел пустынными коридорами, Однако ему пришлось поспешно отступить за статую, когда из-за угла появилась профессор Трелони, бормоча что-то себе под нос, перетасовывая засаленную колоду карт и читая их на ходу.
— Двойка пик — конфликт, — бормотала она, проходя мимо того места, где затаился Гарри. — Семерка пик — дурное предзнаменование. Десятка пик — насилие. Валет пик — темноволосый молодой человек, возможно, обеспокоенный, не любящий гадающего...
Она резко остановилась прямо напротив статуи, за которой прятался Гарри.
— Ну, это не может быть правдой, — раздраженно сказала она, и Гарри услышал, как она принялась энергично перетасовывать карты, двинувшись дальше и оставляя после себя лишь легкий запах кулинарного хереса.
Гарри подождал, чтобы убедиться в том, что она ушла, а затем снова быстро пошел дальше, пока не достиг горгульи, одиноко стоявшей у стены в коридоре восьмого этажа.
— Кислотная шипучка, — сказал Гарри, и гаргулья отпрыгнула в сторону. Стена за ней разъехалась, открывая движущуюся каменную винтовую лестницу, на которую Гарри шагнул и поехал плавными кругами вверх, к двери с медным молотком, которая вела в кабинет Дамблдора.
Гарри постучал.
— Войдите, — сказал голос Дамблдора.
— Добрый вечер, сэр, — сказал Гарри, входя в кабинет директора.
— А, добрый вечер, Гарри. Садись, — улыбнулся Дамблдор. — Надеюсь, что у тебя была приятная первая неделя в школе?
— Да, спасибо, сэр, — ответил Гарри.
— Ты, должно быть, был очень занят — уже наказание на твоем счету!
— Эмм, — неловко начал Гарри, но Дамблдор не казался очень уж строгим.
— Я договорился с профессором Снейпом о том, что ты будешь отбывать своё наказание в следующую субботу.
— Хорошо, — ответил Гарри, мысли которого были заняты другими вещами, кроме снейповского наказания.
Он исподтишка оглядывался в поисках каких-нибудь указаний на то, чем Дамблдор собирался заниматься с ним этим вечером. Круглый кабинет выглядел так же, как обычно: тонкие серебряные инструменты стояли на одноногих столиках, пыхтя дымом; прежние директора и директрисы школы дремали в своих рамах, а величественный феникс Дамблдора, Фоукс, сидел на своём насесте, глядя на Гарри с живым интересом. Не было даже намека на то, чтобы Дамблдор расчистил место для тренировочного поединка.
— Итак, Гарри, — сказал Дамблдор деловито. — Тебе интересно, я в этом уверен, что же я задумал для этих, за неимением более подходящего слова, уроков?
— Да, сэр.
— Что же, я решил, что теперь, когда ты знаешь о том, что побудило лорда Волдеморта попытаться убить тебя пятнадцать лет тому назад, пришло время сообщить тебе некоторую информацию.
Повисла пауза.
— Вы сказали в конце прошлого учебного года, что расскажете мне все, — произнес Гарри. Ему было трудно скрыть нотку обвинения. — Сэр, — добавил он.
— Я так и сделал, — спокойно ответил Дамблдор. — Я рассказал тебе все, что знал. Ныне мы покидаем твердую почву фактов и вместе отправляемся в путешествие по зыбким топям памяти к самым невероятным догадкам. С этого момента, Гарри, я могу заблуждаться столь же глубоко, как Хамфри Бельчер, думавший, что котел из сыра — хорошая идея.
— Но Вы думаете, что правы? — спросил Гарри.
— Естественно, но, как ты уже имел возможность убедиться, я делаю ошибки, как и любой другой. Но, поскольку я, уж извини, несколько умнее большинства людей, на деле мои ошибки оказываются более серьезными.
— Сэр, — сказал Гарри осторожно, — то, что Вы собираетесь мне рассказать, оно как-то связано с пророчеством? Это поможет мне…выжить?
— Это имеет непосредственное отношение к пророчеству, — ответил Дамблдор будничным тоном, как если бы Гарри спросил его о погоде на завтра. — и я, разумеется, надеюсь, что это поможет тебе выжить.
Дамблдор поднялся на ноги, обошел стол, миновал Гарри, который тотчас же обернулся и увидел, как Дамблдор склонился над шкафчиком около двери. Когда он выпрямился, в руках у него была знакомая неглубокая каменная чаша, по краю которой были выгравированы странные знаки. Он поставил Омут Памяти на стол перед Гарри.
— Тебя, кажется, что-то беспокоит.
Гарри и в самом деле разглядывал Омут Памяти с некоторым опасением. Прошлые случаи, когда ему доводилось иметь дело с этим странным предметом, хранившим собранные мысли и воспоминания, были хоть и поучительны, но вместе с тем неприятны. В последний раз, побеспокоив его содержимое, он узнал куда больше, чем хотел бы. Но Дамблдор улыбался.
— В этот раз ты попадешь в Омут Памяти вместе со мной... и, что ещё более необычно, с разрешения.
— Куда мы отправляемся, сэр?
— В путешествие в прошлое Боба Огдена, — ответил Дамблдор, доставая из кармана хрустальный флакон с завихряющейся серебристо-белой субстанцией.
— Кем был Боб Огден?
— Он работал в отделе обеспечения магического правопорядка, — сказал Дамблдор. — Он недавно умер. Но прежде я успел разыскать его и убедить доверить мне эти воспоминания. Мы сейчас сопроводим его в поездке, которую он сделал по долгу службы. Если бы ты встал, Гарри...
Но у Дамблдора возникли трудности при попытке вынуть пробку из хрустального флакона: его поврежденная рука не слушалась и, по-видимому, болела.
— Может... может, я, сэр?
— Ничего, Гарри...
Дамблдор направил палочку на флакон, и пробка вылетела.
— Сэр... как Вы повредили руку? — снова спросил Гарри, глядя на почерневшие пальцы со смесью жалости и отвращения.
— Сейчас не время для этой истории, Гарри. Пока еще нет. У нас назначена встреча с Бобом Огденом.
Дамблдор вылил серебристое содержимое флакона в Омут Памяти, где оно закружилось и замерцало — ни жидкость, ни газ.
— После тебя, — сказал Дамблдор, указывая на чашу.
Гарри наклонился над ней, глубоко вздохнул и окунул лицо в серебристую субстанцию. Он почувствовал, как его ноги оторвались от пола кабинета директора; он падал, падал сквозь головокружительную темноту, а затем, совершенно внезапно, он заморгал от слепящего солнечного света. Прежде, чем его глаза приспособились к нему, рядом приземлился Дамблдор.
Они стояли на проселочной дороге между стенами плотно переплетенной живой изгороди под голубым, как незабудки, летним небом. Футах в десяти впереди стоял невысокий полный человек в очень толстых очках, за которыми его глаза походили на бусинки крота. Он читал указатель на деревянной табличке, торчавшей из зарослей ежевики на левой стороне дороги. Гарри понял, что это и был Огден: он был единственным человеком в поле зрения и, к тому же, на нем было то странное сочетание предметов одежды, какое так часто можно увидеть на неопытных волшебниках, желающих выглядеть, как магглы. В данном случае это был сюртук и гетры поверх сплошного купальника. Гарри успел только отметить причудливый облик Огдена, когда тот бодрым шагом двинулся по дороге.
Дамблдор и Гарри последовали за ним. Когда они проходили мимо деревянного указателя, Гарри увидел на нем две стрелки. Одна, указывавшая в сторону, откуда они пришли, гласила: "Большой Хэнглтон, 5 миль". Другая, смотревшая вслед Огдену — "Малый Хэнглтон, 1 миля".
Они шли некоторое время и не видели ничего, кроме живых изгородей, голубого неба над головой и фигуры в развевающемся сюртуке впереди. Вскоре тропинка изогнулась налево и резко пошла вниз по склону холма, так что их взору неожиданно открылся вид на всю долину, расстилавшуюся внизу. Гарри увидел деревню, несомненно, Малый Хэнглтон, устроившуюся между двумя крутыми холмами. Были четко видны церковь и кладбище. На другой стороне долины, на склоне холма, стоял красивый особняк, окруженный обширным темно-зеленым газоном.
Огден был вынужден перейти на рысцу из-за крутого спуска. Дамблдор прибавил шаг, и Гарри поспешил, чтобы не отстать. Он думал, что Малый Хэнглтон и был местом их назначения, и удивлялся, как тогда ночью, когда они встречались со Слагхорном, почему они должны были подходить с такого расстояния. однако он скоро обнаружил, что ошибался, думая, что они идут в деревню. Тропинка завернула вправо, и, когда они обогнули угол, они увидели только краешек сюртука Огдена, исчезающий в дыре в изгороди.
Гарри и Дамблдор последовали за ним на узкую, запущенную тропинку, окаймленную живой изгородью, которая была выше и менее ухоженной, чем оставшаяся позади. Тропинка была неровная, каменистая, покрытая рытвинами. Она шла под уклон, как и предыдущая, и, по-видимому, вела к группе темных деревьев немного ниже по склону. И точно, вскоре тропинка вышла к рощице, и Гарри и Дамблдор встали позади Огдена, который остановился чуть ранее и достал палочку.
Несмотря на то, что небо было безоблачным, старые деревья впереди отбрасывали густую прохладную тень, и прошло несколько секунд, прежде чем Гарри смог различить строение, полускрытое переплетенными стволами. Ему показалось, что это было очень странное место для постройки дома, или же малопонятное решение оставить деревья расти так близко к дому, закрывая весь свет и вид на долину внизу. Он задавался вопросом, был ли дом обитаем: стены заросли мхом, а с крыши осыпалось столько черепицы, что кое-где были видны стропила. Вокруг разрослась крапива, доставая до окон, крошечных и заросших толстым слоем грязи. Однако только Гарри пришел к выводу, что никто, вероятно, не жил в доме, как одно из окон со звоном распахнулось, и из него потянулась тонкая струйка пара или дыма, как будто кто-то готовил.
Огден двинулся вперед, медленно и, как показалось Гарри, очень осторожно. Оказавшись в тени деревьев, он снова остановился, уставившись на входную дверь, к которой кто-то прибил мертвую змею.
Затем послышался шорох и треск, и с ближайшего дерева свалился человек в лохмотьях, приземлившись на ноги прямо перед Огденом, который отскочил назад так быстро, что наступил на полы своего сюртука и оступился.
— Вас сюда не приглашали.
У стоявшего перед ними человека были густые волосы, настолько потускневшие от грязи, что было невозможно определить их цвет. Нескольких зубов не хватало. Глаза у него были маленькие, темные, и смотрели в разные стороны. Он мог бы показаться смешным; однако он производил устрашающее впечатление, и Гарри не мог укорить Огдена за то, что тот отступил еще на несколько шагов, прежде чем заговорить.
— Э-э-э... Доброе утро. Я из министерства магии...
— Вас сюда не приглашали.
— Э-э... простите... Я Вас не понимаю... — нервно сказал Огден.
Гарри подумал, что Огден потрясающе медленно соображает; незнакомец выражался как нельзя более ясно, по мнению Гарри, тем более, что он размахивал палочкой в одной руке и коротким окровавленным ножом в другой.
— Ты, несомненно, понимаешь его, Гарри? — тихо спросил Дамблдор.
— Да, конечно, — ответил Гарри, немного удивившись. — Почему Огден не может?..
Но как только его глаза снова наткнулись на мертвую змею на двери, он вдруг понял.
— Он говорит на серпентарго?
— Очень хорошо, — сказал Дамблдор, кивая с улыбкой.
Человек в лохмотьях, тем временем, надвигался на Огдена, сжимая в одной руке нож, в другой палочку.
— Послушайте... — начал Огден, но слишком поздно: послышался звук удара, и Огден оказался на земле, зажимая нос, из которого струей била какая-то желтоватая гадость.
— Морфин! — раздался громкий голос.
Из дома выбежал человек постарше, хлопнув дверью так, что мертвая змея жалко закачалась. Этот человек был ниже первого и странно сложен: у него были очень широкие плечи и длинные руки, что в сочетании с ярко-карими глазами, короткими спутанными волосами и морщинистым лицом придавало ему вид сильной старой обезьяны. Он остановился рядом с человеком с ножом, который теперь хохотал, глядя на Огдена на земле.
— Министерство, да? — спросил старший, глядя сверху вниз на Огдена.
— Верно! — сердито сказал Огден, вытирая лицо. — А Вы, надо полагать, мистер Гонт?
— Точно, — сказал Гонт. — Врезал Вам по лицу, да?
— Да! — огрызнулся Огден.
— Надо было предупредить о своем приходе, — агрессивно сказал Гонт. — Это частная собственность. Нельзя же вот так запросто вламываться и не ожидать, что мой сын будет защищаться.
— Защищаться от чего? — сказал Огден, не без труда поднимаясь на ноги.
— От любопытных. Непрошеных гостей. Магглов и подонков.
Огден направил палочку на собственный нос, из которого все еще вытекало немалое количество чего-то, похожего на желтый гной, и струя тут же остановилась. Мистер Гонт сказал краем рта Морфину:
— Иди в дом. Не спорь.
На этот раз, готовый к этому, Гарри узнал серпентарго. Даже понимая сказанное, он различил странный шипящий звук — все, что мог слышать Огден. Морфин, казалось, собирался возразить, но когда отец бросил на него угрожающий взгляд, передумал, поковылял к дому странной раскачивающейся походкой и захлопнул за собой дверь, так что змея снова печально закачалась.
— Я здесь для того, чтобы увидеться с Вашим сыном, мистер Гонт, — сказал Огден, убрав остатки гноя с сюртука. — Это же был Морфин?
— Да, эт был Морфин, — равнодушно ответил старик. — А Вы чистокровный? — спросил он неожиданно агрессивно.
— Это не имеет значения, — холодно сказал Огден, и Гарри почувствовал, что его уважение к этому человеку возросло.
Очевидно, Гонт был другого мнения. Он искоса взглянул в лицо Огдена и пробормотал с явным намерением оскорбить:
— Да, теперь подумал об этом, я, кажется, видел носы вроде Вашего внизу, в деревне.
— Не сомневаюсь, если Ваш сын позволяет себе набрасываться на них, — сказал Огден. — Может быть, мы продолжим этот разговор в доме?
— В доме?
— Да, мистер Гонт. Я уже сказал. Я здесь по поводу Морфина. Мы посылали сову...
— Я не терплю сов, — сказал Гонт. — Я не открываю письма.
— В таком случае, Вы едва ли можете жаловаться на то, что не были предупреждены о визите, — едко сказал Огден. — Я здесь по причине серьезного нарушения магического закона, которое имело место здесь сегодня рано утром...
— Хорошо, хорошо, хорошо! — заорал Гонт. — Входите в дом, черт с Вами!
В доме, по-видимому, было три крошечные комнаты. Из главной, бывшей одновременно и кухней, и гостиной, вели две двери. Морфин сидел в грязном кресле у дымящего очага и крутил своими толстыми пальцами живую гадюку, вполголоса напевая ей на серпентарго:
Ты шипишь, малютка змейка,
Ты по полу вейся.
Слушай Морфина, не то
На двери подвесит.
Из угла возле открытого окна послышался шаркающий звук, и Гарри понял, что в комнате был еще человек, девушка, одетая в изношенное серое платье точно того же цвета, что и грязная каменная стена позади нее. Она стояла около дымящей закопченой черной плиты и рылась на полке с немытого вида горшками и кастрюлями. У нее были блеклые прилизанные волосы и некрасивое, бледное лицо с довольно резкими чертами. Ее глаза, как и у ее брата, смотрели в разные стороны. Она выглядела несколько чище двоих мужчин, но Гарри подумал, что еще никогда не видел человека с таким забитым выражением лица.
— Дочь, Меропа, — нехотя сказал Гонт, когда Огден вопросительно взглянул в ее сторону.
— Доброе утро, — сказал Огден.
Она не ответила и, бросив испуганный взгляд на отца, повернулась спиной к комнате и продолжила переставлять горшки на полке рядом.
— Итак, мистер Гонт, — сказал Огден, — переходя прямо к делу, у нас есть основания считать, что Ваш сын, Морфин, вчера поздно ночью применил магию при маггле.
Раздался оглушительный звон. Меропа уронила один из горшков.
— Подними! — заорал Гонт. — О, да, ползай по полу, как какой-нибудь грязный маггл! Для чего тебе твоя палочка, ты, бесполезный мешок дерьма?
— Мистер Гонт, ради бога! — воскликнул потрясенный Огден, а Меропа, уже подобравшая горшок, покрылась красными пятнами, снова ослабила хватку, дрожащими руками вытащила палочку и поспешно и невнятно пробормотала какое-то заклинание, от чего горшок пролетел через всю комнату, ударился о противоположную стену и развалился пополам.
Морфин издал безумный смешок. Гонт завопил:
— Почини это, дубина, почини!
Меропа, спотыкаясь, пересекла комнату, но прежде чем она успела поднять палочку, Огден взмахнул своей и твердо произнес: "Reparo". Горшок тут же склеился.
Мгновение Гонт, казалось, собирался накричать на Огдена, но затем передумал, вместо этого язвительно сказал своей дочери:
— Какая удача, что здесь оказался добрый человек из министерства, да? Может, он заберет тебя от меня, может, он не против мерзких сквибов...
Ни на кого не глядя и не поблагодарив Огдена, Меропа подобрала горшок и вернула его на полку. Затем она встала неподвижно, прижавшись к стене между грязным окном и плитой, как будто ничего на свете не хотела больше, чем просочиться сквозь камень и исчезнуть.
— Мистер Гонт, — снова начал Огден, — как я уже сказал, причина моего визита...
— Я слышал Вас в первый раз! — рявкнул Гонт. — И что? Морфин сделал с магглом то, чего тот заслуживал, и что с того?
— Морфин нарушил магический закон, — строго сказал Огден.
— "Морфин нарушил магический закон", — передразнил Гонт Огдена, произнеся его слова напыщенно и на распев. Морфин снова хихикнул. — Он преподал грязному магглу урок, это что, теперь противозаконно?
— Да, — сказал Огден. — Боюсь, что так.
Он достал из внутреннего кармана небольшой свиток пергамента и развернул.
— Это еще что, его приговор? — спросил Гонт, гневно повысив голос.
— Это вызов в министерство на слушание...
— Вызов! Вызов? Да за кого Вы себя принимаете, что вызываете моего сына куда бы то ни было?
— Я глава группы по обеспечению магического правопорядка, — ответил Огден.
— А мы, по-вашему, отбросы, да? — завопил Гонт, надвигаясь на Огдена и тыча ему в грудь грязным пальцем с желтым ногтем. — Отбросы, которые прибегут в министерство, когда им скажут? Да ты хоть знаешь, с кем разговариваешь, ты, мерзкий грязнокровка?
— Мне казалось, что я разговаривал с мистером Гонтом, — сказал Огден настороженно, но не сдавая позиций.
— Именно так! — проревел Гонт.
На мгновение Гарри показалось, что он сделал неприличный жест, но затем он понял, что Гонт показывает некрасивое кольцо с черным камнем, которое носил на среднем пальце, размахивая им перед глазами Огдена.
— Видишь? Видишь это? Знаешь, что это такое? Знаешь, откуда это? Веками оно хранилось в нашей семье, вот откуда мы произошли! И чистокровные на протяжении всего этого времени! Знаешь, сколько мне за него предлагали, с гербом-то Певерелла на камне?
— Я не имею ни малейшего представления, — сказал Огден, моргая, поскольку кольцо мелькало в каком-то дюйме от его носа, — и это сейчас совершенно некстати. Ваш сын совершил...
С яростным воем Гонт кинулся к своей дочери. Долю секунды Гарри думал, что он собирался задушить ее, поскольку его руки метнулись к ее горлу. В следующее мгновение он тащил ее к Огдену за золотую цепь, висевшую у нее на шее.
— Видишь это? — проорал Гонт Огдену, потрясая тяжелым золотым медальоном, в то время как Меропа задыхалась и хватала ртом воздух.
— Я вижу, вижу! — поспешно сказал Огден.
— Принадлежал Слизерину! — выкрикнул Гонт. — Салазару Слизерину! Мы его последние живые потомки! Что ты на это скажешь, а?
— Мистер Гонт, Ваша дочь! — сказал Огден встревоженно, но Гонт уже отпустил Меропу; она отшатнулась от него и вернулась в свой угол, потирая шею и глотая воздух.
— Вот! — сказал Гонт торжествующе, как будто только что привел неопровержимые доказательства по сложному вопросу. — Не смейте разговаривать с нами, как будто мы грязь на ваших ботинках! Поколения чистокровных, все волшебники — больше, чем Вы можете представить, не сомневаюсь!
И он сплюнул на пол под ноги Огдену. Морфин снова хихикнул. Меропа, съежившаяся возле окна, опустив голову и спрятав лицо за блеклыми волосами, промолчала.
— Мистер Гонт, — не отступал Огден, — боюсь, ни Ваши, ни мои предки не имеют никакого отношения к текущему вопросу. Я здесь из-за Морфина, Морфина и маггла, к которому он пристал вчера поздно ночью. Согласно нашей информации, — он взглянул на пергамент, — Морфин наслал на упомянутого маггла сглаз или порчу, вызвавшую весьма болезненную сыпь.
Морфин хмыкнул.
— Тихо, мальчишка, — прорычал Гонт на серпентарго, и Морфин снова замолчал.
— А если и наслал, то что? — сказал Гонт с вызовом. — Я полагаю, вы привели в порядок лицо этого грязного маггла и его память вдобавок...
— Дело не в этом, мистер Гонт, — сказал Огден. — Это было неспровоцированное нападение на беззащитного...
— А, я принял Вас за магглолюба, как только Вас увидел, — ухмыльнулся Гонт и снова сплюнул на пол.
— Этот спор нас никуда не приведет, — решительно сказал Огден. — По поведению Вашего сына совершенно ясно, что он не испытывает никаких угрызений совести по поводу содеянного. — он снова взглянул на пергамент. — Морфин будет дожидаться слушания четырнадцатого сентября, чтобы ответить на обвинения в применении магии при маггле и причинении вреда этому же магг...
Огден осекся. Через открытое окно донесся звон сбруи, цокот копыт и громкие смеющиеся голоса. По-видимому, извилистая дорога, ведущая в деревню, проходила совсем рядом с рощицей в том месте, где стоял дом. Гонт замер, вслушиваясь. Морфин зашипел и повернулся на звук с жадным выражением на лице. Меропа подняла голову. Гарри увидел, что ее лицо совершенно побелело.
— Боже мой, какая дрянь, — прозвенел за окном девичий голос так отчетливо, как если бы девушка стояла в той же комнате. — Неужели твой отец не мог бы снести этот сарай, Том?
— Это не наше, — отозвался юношеский голос. — Все на другой стороне долины принадлежит нам, но этот дом принадлежит одному старому бродяге по имени Гонт и его детям. Сын совершенно сумасшедший, ты бы послушала, что о нем рассказывают в деревне...
Девушка рассмеялась. Звон и цокание становились все громче. Морфин двинулся, чтобы подняться из кресла.
— Сиди на месте, — предупреждающе сказал его отец на серпентарго.
— Том, — снова послышался девичий голос, теперь так близко, что было ясно, что они были совсем рядом с домом, — я, возможно, ошибаюсь... но не прибил ли там кто-то змею к двери?
— Господи, ты права! — откликнулся мужской голос. — Это, должно быть, сын. Я же сказал, у него не все в порядке с головой. Не смотри на это, Сисилия, дорогая.
Звон и цокание теперь снова затихали.
— "Дорогая", — прошептал Морфин на серпентарго, глядя на сестру. — Он назвал ее "дорогая". Так что он все равно не взял бы тебя.
Меропа была так бледна, что Гарри был уверен, что она вот-вот упадет в обморок.
— Что такое? — резко спросил Гонт, тоже на серпентарго, переводя взгляд с сына на дочь. — Что ты сказал, Морфин?
— Ей нравится смотреть на этого маггла, — сказал Морфин, зло глядя на сестру, которая теперь пришла в ужас. — Всегда в саду, когда он проезжает, пялится через изгородь, верно? А прошлой ночью...
Меропа порывисто замотала головой, глядя умоляюще, но Морфин безжалостно продолжил:
— ...Свесилась из окна, ожидая, когда он проедет домой, правда?
— Свесилась из окна, чтобы посмотреть на маггла? — тихо сказал Гонт.
Все трое Гонтов, казалось, забыли про Огдена, который выглядел сбитым с толку и раздраженным этим возобновившимся непонятным шипением и скрежетом.
— Это правда? — спросил Гонт с убийственной интонацией, делая шаг или два в сторону помертвевшей от ужаса девушки. — Моя дочь — чистокровный потомок Салазара Слизерина — мечтает о мерзком грязнокровом маггле?
Меропа неистово замотала головой, вжимаясь в стену, по-видимому, потеряв дар речи.
— Но я достал его, отец! — хохотнул Морфин. — Я достал его, когда он проходил мимо, и он не выглядел таким смазливым весь в прыщах, а, Меропа?
— Ты, отвратительный сквиб, ты, ничтожная предательница крови! — взревел Гонт, теряя контроль, и его руки сомкнулись на горле его дочери.
Огден и Гарри одновременно закричали: "Нет!"; Огден поднял палочку и выкрикнул: "Relaskio!".
Гонта отбросило назад, прочь от его дочери. Он опрокинул кресло и упал на спину. Взревев от ярости, Морфин вскочил из кресла и кинулся к Огдену, размахивая своим окровавленным ножом и без разбора паля проклятиями из палочки.
Огден решил спасаться бегством. Дамблдор показал, что они должны были последовать за ним. Гарри повиновался, а вопль Меропы эхом отдавался у него в ушах.
Огден пронесся по тропинке и вылетел на основную дорогу, держа руки над головой, где врезался в лоснящуюся гнедую лошадь, на которой сидел очень красивый темноволосый юноша. Он и симпатичная девушка, ехавшая рядом на серой лошади, покатились со смеху при виде Огдена, который шарахнулся от лошадиного бока и снова припустил, очертя голову, по дороге, в развевающемся сюртуке, с ног до головы покрытый пылью.
— Я думаю, что этого будет достаточно, Гарри, — сказал Дамблдор, взял Гарри за локоть и потянул. В следующее мгновение они невесомо парили в темноте, пока не приземлились прямо на ноги снова в кабинете Дамблдора, где уже сгустились сумерки.
— Что случилось с той девушкой в Доме? — тут же спросил Гарри, пока Дамблдор зажигал дополнительные лампы взмахом палочки. — Меропа, или как там ее звали?
— О, она выжила, — ответил Дамблдор, усаживаясь за стол и показывая, что Гарри тоже следует сесть. — Огден аппарировал в министерство и вернулся с подкреплением в течение пятнадцати минут. Морфин и его отец попытались сопротивляться, но были побеждены, забраны из дома и впоследствии осуждены Визенгамотом. Морфин, уже имевший запись о нападении на маггла, был приговорен к трем годам Азкабана. Марволо, ранивший нескольких работников министерства, кроме Огдена, получил шесть месяцев.
— Марволо? — заинтересованно повторил Гарри.
— Верно, — ответил Дамблдор, одобрительно улыбаясь. — Я рад, что ты понимаешь.
— Этот старик был?..
— Дед Волдеморта, да, — сказал Дамблдор. — Марволо, его сын Морфин и дочь Меропа были самыми последними наследниками рода Гонтов, очень древнего волшебного рода, известного своей склонностью к неуравновешенности и жестокости, которая процветала из поколения в поколение благодаря их привычке жениться на собственных кузинах. Отсутствие здравого смысла, удвоенное страстью к роскоши, означало, что фамильное золото было промотано за несколько поколений до рождения Марволо. Он, как ты видел, был оставлен в грязи и нищете, с отвратительным характером, невероятным высокомерием и спесью и парой фамильных реликвий, которые он ценил так же высоко, как своего сына и куда выше, чем свою дочь.
— Значит, Меропа, — сказал Гарри, подавшись вперед в кресле и не сводя глаз с Дамблдора, — Меропа была... Сэр, значит ли это, что она была... матерью Волдеморта?
— Да, — ответил Дамблдор. — И так случилось, что у нас была мимолетная встреча с отцом Волдеморта. Интересно, заметил ли ты?
— Маггл, на которого напал Морфин? Тот человек на лошади?
— Действительно, очень хорошо, — сказал Дамблдор, широко улыбаясь. — Да, это был Том Риддл-старший, красивый маггл, заведший привычку ездить верхом мимо дома Гонтов, к которому Меропа питала тайную, но жгучую страсть.
— И они в конце концов поженились? — спросил Гарри недоверчиво, не в силах представить двух людей, которые бы меньше подходили для того, чтобы взаимно влюбиться.
— Мне кажется, что ты забываешь, — сказал Дамблдор, — что она была ведьмой. Я не верю, что ее магические силы достигли расцвета, пока ее запугивал ее отец. Но как только Марволо и Морфин оказались крепко заперты в Азкабане, как только она осталась одна, свободная, впервые в жизни, тогда, я уверен, она смогла взять под полный контроль свои способности и спланировать бегство от той безнадежной жизни, которую она вела на протяжении восемнадцати лет. Неужели ты не вспомнишь ни одного способа, которым бы Меропа могла заставить Тома Риддла забыть его спутницу-магглу и влюбиться в нее взамен?
— Проклятие Империус? — предположил Гарри. — Или любовное зелье?
— Очень хорошо. Лично я склонен полагать, что она использовала любовное зелье. Это должно было показаться ей более романтичным, и я не думаю, что было очень сложно как-то в жаркий день, когда Том Риддл проезжал один, уговорить его выпить стакан воды. Так или иначе, через несколько месяцев после сцены, свидетелями которой мы только что побывали, деревня Малый Хэнглтон наслаждалась потрясающим скандалом. Ты можешь себе представить, какие поползли слухи, когда сын сквайра сбежал с Меропой, дочерью бродяги.
Но потрясение жителей деревни было ничем по сравнению с потрясением Марволо. Он вернулся из Азкабана, ожидая, что его дочь почтительно ждет его с горячим обедом на столе. Вместо этого, он нашел ее прощальную записку, где она объясняла, что она сделала.
Насколько мне удалось выяснить, он никогда не упоминал ее имени и вообще о ее существовании с той поры. Ее бегство поспособствовало его ранней смерти — или же он просто так и не научился готовить самостоятельно. Азкабан сильно ослабил Марволо, и он не дожил до возвращения Морфина домой.
— А Меропа? Она... Она же умерла? Волдеморт ведь вырос в приюте?
— Да, верно, — сказал Дамблдор. — Здесь нам придется построить некоторое количество догадок, однако я не думаю, что установить произошедшее очень сложно. Видишь ли, через несколько месяцев после побега и венчания, Том Риддл снова появился в поместье Малого Хэнглтона без своей жены. Среди соседей распространился слух, что он говорил о том, что был "одурачен" и "обманут". Он подразумевал, я уверен в этом, что находился под действием чар, которые затем рассеялись, хотя я позволю себе предположить, что он не осмеливался использовать именно такие слова, чтобы не сойти за душевнобольного. Услышав такие разговоры, однако, жители деревни почти не сомневались, что Меропа солгала Тому Риддлу, что ждет от него ребенка и что он женился на ней по этой причине.
— Но она действительно ждала от него ребенка.
— Но не раньше, чем через год после их свадьбы. Том Риддл оставил ее, когда она еще была беременна.
— Что пошло не так? — спросил Гарри. — Почему любовное зелье перестало работать?
— И снова, это лишь догадки, — сказал Дамблдор, — но я полагаю, что Меропа, очень любившая своего мужа, не могла больше вынести необходимости порабощать его магическими средствами. Я полагаю, что она выбрала больше не давать ему зелье. Быть может, будучи ослепленной чувствами, она убедила себя, что к тому моменту он влюбился в нее в ответ. Быть может, она думала, что он останется ради ребенка. Если так, то она ошиблась и в том, и в другом. Он оставил ее, никогда больше ее не видел и никогда не потрудился узнать, что случилось с его сыном.
Небо за окном стало чернильно-черным, и лампы в кабинете Дамблдора, казалось, светили ярче, чем раньше.
— Я думаю, что на сегодня хватит, Гарри, — сказал Дамблдор через пару секунд.
— Да, сэр, — сказал Гарри.
Он поднялся на ноги, но не ушел.
— Сэр... Это важно, знать все это о прошлом Волдеморта?
— Очень важно, я думаю, — сказал Дамблдор.
— И это... это имеет какое-то отношение к пророчеству?
— Все это имеет отношение к пророчеству.
— Ясно, — сказал Гарри, немного сбитый с толку, но тем не менее убежденный.
Он повернулся, чтобы уйти, но затем ему на ум пришел еще один вопрос, и он снова обернулся.
— Сэр, можно мне рассказать Рону и Гермионе все, что Вы мне рассказали?
Дамблдор внимательно смотрел на него несколько секунд, затем сказал:
— Да, я думаю, что мистер Уизли и мис Грейнджер проявили себя как люди, заслуживающие уважения. Но, Гарри, я попрошу тебя попросить их не повторять ничего из этого кому-либо еще. Было бы не очень хорошо, если бы поползли слухи о том, как много я знаю или подозреваю о тайнах Волдеморта.
— Нет, сэр, я удостоверюсь, что знать будут только Рон и Гермиона. Спокойной ночи.
Он снова развернулся и был уже почти у двери, когда увидел это. На одном из столиков с витыми ножками, на которых стояло столько хрупких на вид серебряных приборов, лежало некрасивое золотое кольцо с треснувшим черным камнем.
— Сэр, — сказал Гарри, уставившись на перстень. — Это кольцо...
— Да? — сказал Дамблдор.
— Оно было на Вас в ту ночь, когда мы посетили профессора Слагхорна.
— Было, — согласился Дамблдор.
— Но разве это... Сэр, разве это не то кольцо, которое Марволо Гонт показывал Огдену?
Дамблдор кивнул.
— Оно самое.
— Но как получилось?.. Оно всегда у Вас было?
— Нет, я обзавелся им совсем недавно, — сказал Дамблдор. — За несколько дней до того, как я забрал тебя от твоих тети и дяди, если быть точным.
— Так это, должно быть, примерно тогда, когда Вы повредили руку, сэр?
— Примерно в это время, да, Гарри.
Гарри поколебался. Дамблдор улыбался.
— Сэр, как именно?..
— Слишком поздно, Гарри! Ты еще услышишь об этом в другой раз. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, сэр.