Глава 20. Просьба Лорда Волдеморта
Переводчик — Yugin, корректор — Ойра, бета-переводчик — Анориэль

Благодаря стараниям мадам Помфри Гарри и Рон, набравшиеся сил, покинули больничное крыло в понедельник утром, и сейчас они были готовы наслаждаться преимуществами своих травм и отравлений, лучшим из которых было то, что Гермиона и Рон снова были друзьями. Она даже сопровождала их на завтрак, сообщив, что Джинни поссорилась с Дином. Существо, дремавшее в груди Гарри, подняло голову и принялось с надеждой принюхиваться.
— И из-за чего они поссорились? — спросил он, пытаясь говорить как можно естественней, когда они завернули в коридор на восьмом этаже, который был абсолютно пуст, если не считать маленькой девочки, рассматривавшей гобелен с изображением троллей в балетных пачках. При виде приближающихся шестикурсников она сильно испугалась и выронила тяжелые медные весы.
— Все в порядке! — ласково произнесла Гермиона, и подбежала к ней, чтобы помочь — Вот…
Она направила свою палочку на осколки разбившихся весов и произнесла: «Reparo». Девочка не поблагодарила Гермиону, а так и осталась стоять на месте, словно приросшая к полу, провожая их взглядом. Рон оглянулся на нее.
— Клянусь, они становятся все меньше, — сказал он.
— Да забудь ты о ней, — сказал Гарри немного раздраженно. — Гермиона, так из-за чего же Джинни и Дин поссорились?
— А, Дин смеялся над тем, как МакЛагген попал в тебя тем бладжером, — ответила Гермиона.
— Ну, это, должно быть, выглядело забавно, — заметил Рон.
— Это было ничуть не забавно! — с жаром ответила Гермиона. — Это выглядело ужасно, и если бы Кут и Пикс не поймали Гарри, он мог бы сильно пострадать!
— Ага, но не стоило же Джинни и Дину ссорится из-за этого, — сказал Гарри, все еще пытаясь говорить небрежным тоном. — Или они все еще вместе?
— Да, вместе... Но почему тебя это так интересует? — спросила Гермиона, одарив Гарри проницательным взглядом.
— Я просто не хочу, чтобы моя команда снова развалилась! — поспешил он ответить, но Гермиона продолжила смотреть недоверчиво, и он почувствовал огромное облегчение, когда голос сзади окликнул: «Гарри!», давая ему повод повернуться к ней спиной.
— А, привет, Луна.
— Я зашла в больничное крыло, чтобы найти тебя, — сказала Луна, копаясь в своей сумочке — Но там мне сказали, что ты уже ушел… —
Она впихнула в руки Рону что-то вроде большой зеленой луковицы, большую пятнистую поганку и целую кучу чего-то подозрительно напоминающего наполнитель для кошачьих туалетов и, в конце концов, извлекла довольно грязный свиток пергамента, который вручила Гарри.
— … Мне сказали передать это тебе.
Это был маленький свиток, в котором Гарри сразу же узнал очередное приглашение на урок к Дамблдору.
— Сегодня вечером, — сообщил он Рону и Гермионе, как только развернул его.
— Отличные были комментарии к последнему матчу! — сказал Рон Луне, пока та забирала у него зеленую луковицу, поганку и наполнитель для кошачьих туалетов.
Луна рассеянно улыбнулась.
— Да ты смеешься надо мной, — сказала она. — Все говорят, что я комментировала ужасно.
— Нет, я серьезно! — убедительно ответил Рон. — Я не припомню, когда в последний раз получал такое удовольствие от комментариев! Кстати, а что это такое? — добавил он, поднося луковицеподобный предмет к глазам.
— О, это гердикорень, — сказала она, запихивая кошачий наполнитель и поганку обратно в сумку.— Ты можешь оставить его себе, если хочешь. У меня таких несколько. Они отлично отгоняют глотучих плимпи.
И она ушла, оставив сдавленно смеющегося Рона, который все еще сжимал гердикорень.
— Знаете, эта Луна нравится мне все больше, — сказал Рон, когда они продолжили свой путь в большой зал. — Конечно, она немного сумасшедшая, но так даже интере…
Неожиданно он остановился. У подножия лестницы с грозным видом стояла Лаванда Браун.
— Привет, — нервно пробормотал Рон.
— Пойдем, — шепнул Гарри Гермионе, и они поспешили пройти, но все же услышали слова Лаванды: «Почему ты не сказал мне, что тебя сегодня выписывают? И почему с тобой была эта?»
Когда полчаса спустя Рон появился на завтраке, вид у него был угрюмый и раздраженный, и хотя он сидел рядом с Лавандой, Гарри не видел, чтобы за все время они обменялись хоть парой слов. Гермиона вела себя так, как будто ничего этого не замечала, но пару раз Гарри заметил на ее лице необъяснимую ухмылку. Весь день у нее, казалось, было особенно хорошее настроение, а вечером в гостиной Гриффиндора она даже согласилась просмотреть (иными словами, дописать) реферат Гарри по травоведению (что она до этого момента решительно отказывалась делать, так как знала, что Гарри обязательно даст списать Рону).
— Большое спасибо, Гермиона, — сказал Гарри, дружески похлопав ее по спине. Посмотрев на часы, он увидел, что уже почти восемь.— Слушай, мне нужно спешить, а то я рискую опоздать к Дамблдору…
Она не ответила, только со скучающим выражением на лице вычеркнула из его реферата еще несколько особенно неудачных предложений. Улыбаясь, Гарри вышел из гостиной через проход за портретом и направился к кабинету директора. Горгулья отъехала в сторону при упоминании ирисовых эклеров, и Гарри, взбежав по винтовой лестнице через две ступеньки, постучал в дверь одновременно с восьмым ударом часов.
— Входите, — откликнулся Дамблдор.
Но когда Гарри взялся за ручку, дверь открыли изнутри. Там стояла профессор Трелони.
— Ага! — вскричала она, драматично указывая на Гарри и моргая на него из-за своих увеличивающиех глаза очков. — Так это и есть причина, по которой Вы столь бесцеремонно вышвыриваете меня из своего кабинета, Дамблдор!
— Моя дорогая Сивилла, — сказал Дамблдор с легким раздражением, — не идет даже речи о том, чтобы бесцеремонно вышвыривать Вас откуда бы то ни было, но Гарри действительно назначено на это время, и я в самом деле не думаю, что нам еще есть, что обсуждать...
— Очень хорошо, — сказала профессор Трелони глубоко уязвленным тоном. — Если вы не прогоните эту наглую лошадь, пусть так … Возможно я найду школу, где мои таланты будут лучше оценены…
Она оттолкнула Гарри и поспешила вниз по винтовой лестнице; они услышали, как она споткнулась на полпути, и Гарри предположил, что она наступила на одну из своих развевающихся шалей.
— Пожалуйста, закрой дверь и садись, Гарри,— голос Дамблдора звучал довольно устало.
Гарри повиновался. Занимая свое привычное место напротив Дамблдора, он отметил, что на столе между ними снова стоял Омут Памяти, а также еще две крошечные хрустальные бутылочки, наполненные кружащимися воспоминаниями.
— Профессор Трелони все еще переживает из-за Фиренца в числе учителей? — спросил Гарри.
— Да, — ответил Дамблдор. — Оказывается, прорицания могут доставлять гораздо больше проблем, чем я мог предвидеть, никогда не изучая этого предмета. Я не могу просить Фиренца вернуться в лес, откуда его изгнали, и в тоже время я не могу просить Сивиллу Трелони покинуть Хогвартс. Между нами говоря, она даже не догадывается об опасности, подстерегающей ее вне замка. Она не знает — и я думаю, что было бы неблагоразумно осведомить ее об этом, — что именно она сделала пророчество о тебе и Волдеморте, ты понимаешь, — Дамблдор глубоко вздохнул. — Но оставим мои проблемы с преподавательским составом. У нас есть намного более важные вопросы для обсуждения. Во-первых, как ты справился с заданием, о котором я тебе говорил в конце прошлого урока?
— Ой, — сказал Гарри и сделал небольшую паузу. С уроками аппарации, квиддичем, отравлением Рона, трещиной в черепе и твердым намерением выяснить, чем занимался Драко Малфой, Гарри совсем забыл о воспоминании, которое Дамблдор просил его получить от профессора Слагхорна. — Ну, в общем, я спросил профессора Слагхорна об этом воспоминании в конце урока зельеварения, сэр, но… эээ-э… он не мне его не дал.
Ненадолго повисла тишина.
— Понятно, — наконец сказал Дамблдор, глядя на Гарри поверх очков-полумесяцев. И Гарри испытал привычное ощущение, будто Дамблдор видит его насквозь. — И ты чувствуешь, что приложил большие усилия для достижения цели, не так ли? Что ты использовал всю свою немалую изобретательность? Что не упустил и малейшей возможности получить это воспоминание?
— Ну-у,— протянул Гарри, не зная, что сказать дальше. Его единственная попытка завладеть воспоминанием внезапно показалась невероятно слабой. — Ну, в тот день, когда Рон по ошибке выпил любовное зелье, я отвел его к профессору Слагхорну. Я думал, может быть, если я застану профессора в достаточно хорошем настроении…
— И это сработало? — спросил Дамблдор.
— Вообще-то нет, сэр, потому что Рон отравился...
— ...Что, естественно, заставило тебя забыть о каких-либо попытках получить воспоминание. Я и не мог ожидать от тебя ничего другого, когда твой лучший друг в опасности. Однако, когда стало ясно, что мистер Уизли полностью оправится, я надеялся, что ты вернешься к данному мною заданию. Я полагал, что достаточно ясно изложил тебе всю важность этого воспоминания. В действительности, я сделал все, чтобы донести до тебя, что это ключевое воспоминание и что без него мы просто будем тратить время в пустую.
Горячее, колющее чувство стыда распространилось по всему телу Гарри. Дамблдор не повышал голоса, он даже не казался сердитым; но Гарри предпочел бы, чтобы он кричал — это холодное разочарование было хуже всего.
— Сэр, — сказал он немного сбивчиво, — это не потому, что меня это не волнует, просто я был занят... другими...
— Другими вещами, — закончил за него предложение Дамблдор. — Ясно.
В комнате снова воцарилось молчание, самая неуютное молчание, какое Гарри когда-либо доводилось испытывать при Дамблдоре; оно тянулось и тянулось, нарушаемое лишь негромким хрюкающим похрапыванием портрета Армандо Диппета, висевшего над головой Дамблдора. Гарри чувствовал себя странно уменьшившимся, как будто он съежился с тех пор, как вошел в кабинет. Когда Гарри не мог больше вынести этого молчания, он сказал:
— Профессор Дамблдор, мне, правда, очень жаль. Мне следовало приложить больше усилий… Я должен был понять, что Вы не просили бы меня, если бы это не было действительно важно.
— Спасибо за то, что ты сказал это, Гарри,— спокойно произнес Дамблдор. — Так я могу надеяться, что теперь ты будешь уделять больше внимания этому вопросу? После сегодняшнего занятия не будет смысла в наших встречах, пока мы не получим это воспоминание.
— Я сделаю это, сэр, я заполучу его, — ответил он искренне.
— Тогда больше не будем об этом сейчас,— сказал Дамблдор более ласково.— Давай продолжим с нашей историей с того места, где мы ее оставили. Ты помнишь, где мы остановились?
— Да, сэр,— поспешно отозвался Гарри.— Волдеморт убил своего отца, бабушку и дедушку и сделал это так, что все выглядело, будто убийства совершил его дядя Морфин. Потом он вернулся в Хогвартс и спросил… спросил профессора Слагхорна о хоркруксах, — Все еще виновато пробормотал Гарри.
— Очень хорошо, — сказал Дамблдор. — Итак, я надеюсь, что ты помнишь, как в самом начале наших встреч я сказал, что мы отправимся в королевство догадок и предположений.
— Да, сэр.
— До настоящего момента, я надеюсь, ты со мной согласишься, я показывал тебе достаточно достоверные источники фактов для моих рассуждений о том, что делал Волдеморт до своих семнадцати лет.
Гарри кивнул.
— Но сейчас, Гарри, все станет еще темнее и запутаннее. Потому что, если было трудно найти какие-либо свидетельства о мальчике Риддле, то найти кого-либо, готового вспоминать взрослого Волдеморта практически невозможно. В действительности, я сомневаюсь, что есть хоть одна живая душа, кроме него самого, которая смогла бы поведать нам обо всех его похождениях с того момента, как он покинул Хогвартс. Однако, у меня есть два последних воспоминания, которыми я хочу с тобой поделиться, — Дамблдор указал на хрустальные флаконы со сверкающей жидкостью, стоящие рядом с Омутом памяти. — Я буду рад услышать твое мнение об обоснованности моих умозаключений на их основе.
Мысль о том, что Дамблдор так высоко ценит его мнение, заставила Гарри еще больше устыдится невыполненного задания, и он виновато поерзал на своем стуле, в то время как директор рассматривал на свету первый флакон.
—Я надеюсь, что ты не утомлен погружениями в чужие воспоминания, ибо эти два особенно любопытны, — сказал Дамблдор. — Первое досталось мне от одной очень старой домовой эльфки по имени Хоки. Но перед тем, как мы увидим то, чему Хоки стала свидетелем, я должен вкратце рассказать тебе о том, как Лорд Волдеморт покинул Хогвартс.
Он достиг седьмого курса, как ты, наверное, и думал, с высшими баллами по всем экзаменам. Все его однокурсники обсуждали куда они пойдут работать по окончании Хогвартса. Почти все ожидали от Тома Риддла чего-то впечатляющего — старший префект, обладатель награды За Особые Услуги Школе. Я знаю, что многие преподаватели, в том числе и профессор Слагхорн, полагали, что он отправится в министерство магии, и предлагали свою помощь, используя связи в министерстве устроить его на работу. Но он отвергал все предложения. Следующее, что стало известно персоналу школы, — Волдеморт работал в "Боргин и Берк".
— В"Боргин и Берк"? — ошеломленно переспросил Гарри.
— В "Боргин и Берк", — спокойно повторил Дамблдор.— Я думаю, ты поймешь, какие преимущества дало ему это место, когда мы попадем в память Хоки. Но это был не первый его выбор работы. Едва ли кто-нибудь сейчас об этом знает — я был одним из немногих, кому доверял прежний директор — но сразу после выпуска Волдеморт подошел к профессору Диппету и попросил разрешения остаться в Хогвартсе в качестве учителя.
— Он хотел остаться здесь? Но почему? — Гарри был еще более поражен.
— Я полагаю, что у него было несколько причин, хотя ни одну из них он не высказал профессору Диппету, — ответил Дамблдор.— Во-первых, и в-главных, Волдеморт был привязан к этой школе больше, чем когда-либо был привязан к человеку. Хогвартс был тем местом, где он был счастлив; первым и единственным местом, которое он мог назвать домом.
Гарри почувствовал себя немного неуютно при этих словах, потому что он испытывал к Хогвартсу те же чувства.
— Во-вторых, этот замок — оплот древней магии. Несомненно, Волдеморт познал многие его тайны, намного больше, чем большинство учеников. Но, возможно, он чувствовал, что остались еще нераскрытые секреты и неизведанные магические истории.
И, в-третьих, в качестве учителя он обладал бы большой властью и влиянием на молодых волшебников и ведьм. Возможно, эту идею ему подал профессор Слагхорн — преподаватель, с которым у него были прекрасные отношения, и который продемонстрировал, какую роль может сыграть влияние учителя. Я ни на секунду не поверил, что Волдеморт собирался посвятить Хогвартсу всю свою жизнь; но я думаю, что он рассматривал школу как площадку, где бы он мог вербовать себе сторонников, место, где он мог бы начать создавать себе армию.
— Но ведь он не получил эту работу, сэр?
— Не получил. Профессор Диппет сказал ему, что в свои восемнадцать лет он слишком молод, но предложил ему повторить попытку через несколько лет, если он все еще захочет преподавать.
— Сэр, а что вы тогда думали по этому поводу? — спросил нерешительно Гарри.
— Меня это очень обеспокоило, — ответил Дамблдор. — Я советовал Армандо не брать Тома на работу. Я не приводил ему причин, которые я привел тебе сейчас, поскольку профессор Диппет очень любил Волдеморта и был убежден в его честности. Но я не хотел, чтобы Лорд Волдеморт вернулся с Школу, и тем более на позиции силы.
— А на какую должность он хотел, сэр? Какой предмет он хотел вести?
Каким-то образом Гарри знал ответ прежде, чем Дамблдор дал его.
— Защиту от темных сил. В то время этот предмет вела старая преподавательница по имени Галатея Меррисот, которая пребывала в Хогвартсе на протяжении почти пятидесяти лет.
Итак, Волдеморт отправился к Боргину и Берку, и все преподаватели, так им восхищавшиеся, очень сожалели, что такой молодой талантливый волшебник тратит себя на работу в магазине. Однако Волдеморт не был простым помощником. Вежливый, умный и обходительный он вскоре получил очень специфическую должность, которая существует только в местах, подобных "Боргину и Берку", которые, как ты знаешь, Гарри, специализируются на предметах, наделенных большой мощью и необычными магическими свойствами. Волдеморта посылали к разным волшебникам, чтобы убедить их продать часть своих сокровищ, и он, надо отметить, был весьма одарен по этой части.
— Кто бы сомневался, — не удержался Гарри.
— Что же, достаточно, — сказал Дамблдор со слабой улыбкой.— А теперь пришло время послушать домовую эльфку Хоки, которая работала у очень старой и очень богатой ведьмы по имени Гепзиба Смит.
Дамблдор, направив свою палочку на флакон, извлек пробку и перелил содержимое в омут памяти, говоря:
— После тебя, Гарри.
Гарри поднялся на ноги и в который раз склонился над покрытой рябью поверхностью серебристой жидкости, пока его лицо не коснулось ее. Он летел через темное ничто и, наконец, приземлился в гостиной перед невероятно толстой старой дамой, на которой был искусно выполненный огненно-рыжий парик и кричащая розовая мантия, ниспадавшая складками, делая ее похожей на тающее мороженое. Она смотрелась в небольшое зеркальце, украшенное драгоценными камнями, и подушечкой для пудры наносила румяна на свои и без того уже алые щеки, в то время как самая маленькая и самая старая домовая эльфка, какую Гарри когда-либо доводилось видеть, впихивала ее полные ноги в тесные атласные тапочки.
— Поторопись, Хоки! — властно сказала Гепзиба Смит. — Он сказал, что придет в четыре, а это всего лишь через пару минут. Ведь он никогда не опаздывает!
Она отложила свою подушечку для пудры, а эльфка выпрямилась. Ее головка едва достигала сидения кресла Гепзибы, а похожая на пергамент кожа свисала складками, сливаясь с чистым куском льняного полотна, в который она была завернута, как в тогу.
— Как я выгляжу? — спросила Гепзиба, поворачивая голову, чтобы изучить свое отражение под разными углами.
— Прелестно, мадам, — пропищала Хоки.
Гарри предположил, что лгать сквозь зубы в ответ на этот вопрос входило в обязанности Хоки, поскольку Гепзиба Смит выглядела далеко не прелестно, на взгляд Гарри.
Звякнул дверной колокольчик, и хозяйка, и эльфка одновременно подпрыгнули.
— Скорей, скорей, он здесь, Хоки!— воскликнула Гепзиба.
Эльфка выбежала из комнаты, которая была так загромождена всякими вещами, что казалось невозможным, чтобы кто-либо мог пересечь ее и не зацепить при этом, по крайней мере, дюжину предметов: тут были и шкафчики, набитые маленькими лакированными коробочками, и стеллажи, заполненные книгами с золотым теснением, и полки с хрустальными шарами и схемами небесных светил, и еще множество цветущих растений в медных горшках. Фактически, комната выглядела как нечто среднее между волшебным антикварным магазинов и оранжереей.
Эльфка вернулась через минуту в сопровождении высокого молодого человека, в котором Гарри не составило труда узнать Волдеморта. Он был одет в простую черную мантию, у него были впалые щеки, а волосы стали немного длиннее, чем в школе, но все это на удивление шло ему; он выглядел красивее, чем когда бы то ни было. Он прошел по захламленной комнате так, что было ясно, что он бывал здесь много раз, и низко склонился над маленькой толстой рукой Гепзибы, легко касаясь ее губами.
— Я принес Вам цветы, — тихо произнес он, сотворяя из воздуха букет роз.
— Ах, непослушный мальчик, не стоило! — пискнула старая Гепзиба, хотя Гарри заметил на ближайшем невысоком столике приготовленную пустую вазу.— Ты балуешь старую даму, Том … Садись, садись … Где же Хоки? А... …
Эльфка торопливо вернулась в комнату, неся поднос с маленькими пирожными, который она поставила на подлокотник кресла своей хозяйки.
— Угощайся, Том, — сказала Гепзиба. — Я знаю, как ты любишь мои пирожные. Ну, как у тебя дела? Ты выглядишь очень бледным. Я тебе уже много раз говорила, ты перерабатываешь в этом магазине…
Волдеморт машинально улыбнулся, а Гепзиба жеманно улыбнулась в ответ.
— Ну, и какой ты повод нашел на этот раз, чтобы зайти? — спросила она, хлопая ресницами.
— Мистер Берк хотел бы предложить Вам хорошую цену за доспехи гоблинской работы, — сказал Волдеморт. — Он считает, что пятьсот галлеонов — более, чем справедливая...
— Ну, ну, ну, не так быстро, а то я подумаю, что ты здесь только из-за моих безделушек! — Гепзиба надула губы.
— Я прислан сюда из-за них, — спокойно произнес Волдеморт. — я всего лишь бедный помощник, мадам, который обязан делать то, что ему скажут. Мистер Берк хотел, чтобы я выяснил…
— Ой, мистер Берк, фи! — сказала Гепзиба, махнув ручкой. — Я хочу показать тебе кое-что, что я никогда не показывала мистеру Берку! Ты умеешь хранить секреты, Том? Обещай мне, что не расскажешь мистеру Берку о том, что у меня есть! Он никогда не оставит меня в покое, если узнает, что я тебе покажу; а я не собираюсь продавать их ни мистеру Берку, ни кому-либо еще! А ты, Том, ты сможешь оценить их историю, а не сколько галлеонов на них можно заработать.
—Я буду рад увидеть все, что мисс Гепзиба пожелает показать мне, — спокойно отозвался Волдеморт, и Гепзиба снова по-девчоночьи хихикнула.
— Хоки принесет их мне … Хоки, где же ты? Я хочу показать мистеру Риддлу наши самые прекрасные сокровища… А неси-ка оба, пока ты там.
— Вот, хозяйка, — пропищала эльфка, и Гарри увидел две кожаные коробки, стоящие одна на другой, плывущие по комнате словно сами по себе; хотя он знал, что это крошечная эльфка несет их на голове, прокладывая себе путь между столами, пуфами и скамеечками для ног.
— Итак, — счастливо произнесла Гепзиба. Забрав коробочки у эльфки и положив их к себе на колени, она приготовилась открыть верхнюю. — Я думаю, тебе понравится, Том… Ох, если б только мои родственники знали, что я показываю это тебе… Они не могут дождаться, когда получат все в свои руки!
Она открыла крышку. Гарри подался немного вперед, чтобы лучше рассмотреть содержимое коробки. Его взору предстала маленькая золотая чаша с двумя прекрасно выделанными ручками.
— Интересно, знаешь ли ты, что это, Том? Возьми ее, чтоб лучше рассмотреть! — шепнула Гепзиба.
Волдеморт протянул свою длиннопалую руку и приподнял чашу за одну ручку, высвобождая из ее аккуратного шелкового ложа. Гарри показалось, что он увидел в его темных глазах красный отблеск. Его жадное выражение странно отражалось на лице Гепзибы, за тем лишь исключением, что ее крошечные глаза были устремлены на красивые черты лица Волдеморта.
— Барсук, — пробормотал Волдеморт, исследуя гравировку на чаше. — Так значит это?..
— Хельги Хаффлпаф, как тебе хорошо известно. Ты умный мальчик! — сказала она, сильно наклоняясь вперед со скрипом корсета и почти прижимаясь к нему щекой.— Я не говорила тебе, что наш род идет от нее? Эта вещь передавалась в нашей семье из поколения в поколение веками. Прелесть, не правда ли? И обладает всевозможными свойствами, но я толком не проверяла, я только храню ее в безопасности…
Она сняла чашу с длинного указательного пальца Волдеморта и, обмотав ее лоскутами ткани, стала аккуратно укладывать в коробочку, слишком увлеченная этим занятием, чтобы заметить тень, промелькнувшую на лице Волдеморта, когда у него забрали чашу.
— Так-так, — счастливо произнесла Гепзиба, — Где Хоки? А, да вот же ты... Забери это, Хоки.
Эльфка покорно взяла упакованную чашу, а Гепзиба занялась второй, значительно более плоской коробочкой, лежащей у нее на коленях.
— Я думаю, это тебе понравится еще больше, Том, — прошептала она. — Наклонись немного, чтобы лучше видеть… Конечно, Берк знает, что он у меня, я купила у него, и полагаю, он мечтает получить его назад, когда меня не станет…
Она медленно расстегнула изящную филигранную пряжку и с негромким щелчком открыла коробку. Там на гладком темно-красном бархате лежал золотой медальон.
Волдеморт протянул руку, на сей раз уже без приглашения, и поднял медальон к свету, не сводя с него глаз.
— Здесь знак Слизерина, — тихо произнес он, разглядывая витиеватую змеевидную "S".
— Верно! — сказала Гепзиба, восхищенно смотря на Волдеморта, который впился глазами в медальон. — Я не могла упустить такое сокровище, пусть даже мне пришлось заплатить кучу денег, но он должен был попасть ко мне в коллекцию. Берк купил это у какой-то нищенки, которая, скорее всего, украла его, но она даже представить себе не могла всю его ценность…
На этот раз никакой ошибки быть не могло: при последних словах ведьмы глаза Волдеморта вспыхнули красным; и Гарри увидел, что его пальцы сжали цепочку с такой силой, что костяшки пальцев побелели.
— ...Я полагаю, Берк заплатил ей жалкие гроши. И вот... Мило, правда? И снова всевозможные свойства, хотя я просто хранила в безопасности…
Она протянула руку, чтобы забрать медальон. На мгновение Гарри показалось, что Волдеморт не собирается отдавать его; но затем цепочка скользнула сквозь длинные пальцы, и медальон упал на красную бархатную подушечку.
— Ну так как, Том? Надеюсь, тебе понравилось! — она посмотрела ему в глаза, и Гарри в первый раз увидел, что ее глупая улыбка померкла. — С тобой все в порядке, мой дорогой?
— О да, — спокойно произнес Волдеморт.— Да, со мной все в порядке…
— Мне показалось … Ах, я полагаю, просто игра света… — сказала Гепзиба подавленным голосом, и Гарри догадался, что она тоже увидела красную вспышку в глазах Волдеморта. — Вот, Хоки, унеси это и запри снова … с обычными заклинаниями...
— Время возвращаться, Гарри, — спокойно сказал Дамблдор, и когда эльф вместе с коробками скрылась, Дамблдор снова сжал руку Гарри чуть выше локтя, и они вместе поднялись через забытье в кабинет Дамблдора.
— Гепзиба Смит умерла через два дня после этого небольшого эпизода, — сказал Дамблдор, возвращаясь на свое место и знаком показывая Гарри, чтобы тот сделал то же самое. — Домовая эльфка Хоки была осуждена министерством за случайное отравление вечернего горячего шоколада своей хозяйки.
— Не может быть! — возмутился Гарри.
— Я вижу, что наши мнения совпадают, — сказал Дамблдор.— Конечно, между этим убийством и убийством Риддлов есть много общего. В обоих случаях вину принимал на себя кто-то другой, кто-то, у кого было ясное воспоминание о совершении убийства...
— Хоки призналась?
— Она вспомнила, как клала что-то в какао своей хозяйки, как оказалось, это был не сахар, а смертельный малоизвестный яд, — ответил Дамблдор. — Было решено, что она не хотела этого делать, но ошиблась, будучи старой...
— Волдеморт изменил ее память, точно так же, как он сделал с Морфином!
— Да, я пришел к тому же выводу, — сказал Дамблдор. — И, как и в случае с Морфином, министерство было расположено подозревать Хоки …
— ...Потому что она была домовым эльфом, — закончил Гарри. Он вдруг почувствовал куда большую симпатию к обществу Г.А.В.Н.Э., основанному Гермионой.
— Именно, — сказал Дамблдор. — Она была стара, и она признала, что добавляла что-то в напиток, и в министерстве никто не озаботился дальнейшим расследованием. Как и в случае с Морфином, к тому времени, как я выследил ее и добыл это воспоминание, ее жизнь подходила к концу; к тому же, ее воспоминания ничего не доказывают, кроме того факта, что Волдеморту было известно о чаше и медальоне.
Родственники Гепзибы обнаружили, что два ее ценнейших сокровища пропали, когда Хоки уже была осуждена. На это потребовалось много времени, ибо у Гепзибы было множество тайников, и она очень ревностно охраняла свои сокровища. Прежде чем они смогли окончательно убедится, что чаша и медальон пропали, молодой человек, работавший помощником в «Боргин и Берк», который так часто посещал Гепзибу и так очаровал ее, покинул свою работу и исчез. Его наниматели не имели ни малейшего представления о том, куда он пропал, они были удивлены не меньше, чем любой другой. И это было последним, что было слышно о Томе Риддле в течение долгих-долгих лет.
А сейчас, Гарри, если ты не против, я бы хотел еще раз остановиться и обратить твое внимание на некоторые важные детали этой истории. Волдеморт совершил очередное убийство; я не знаю наверняка, было ли оно первым со времени убийства Риддлов, но я полагаю, что так. На этот раз, как ты видишь, он убил не ради мести, а лишь из жажды наживы. Он хотел заполучить два легендарных сокровища, которые старая очарованная женщина имела несчастье показать ему. Как некогда он обкрадывал детей в своем приюте, как украл кольцо своего дяди Морфина, так и сейчас он сбежал с чашей и медальоном Гепзибы.
— Но,— Гарри нахмурился,— это же совершенное безумие... Рисковать всем, бросать работу, и все ради этих …
— Безумие для тебя, Гарри, но не для Волдеморта, — сказал Дамблдор. — Я надеюсь, что ты поймешь со временем, что эти предметы значили для него. Нетрудно догадаться, во всяком случае, что он рассматривал себя, как единственного законного обладателя медальона.
— Ну, медальон ладно, — сказал Гарри, — но зачем он и чашу прихватил?
— Она принадлежала другой основательнице Хогвартса, — ответил Дамблдор. — Я думаю, что Волдеморт все еще чувствовал большую привязанность к школе, и он не смог сопротивляться соблазну овладеть вещью, так глубоко погруженной в историю Хогвартса. Были и другие причины, полагаю. Я надеюсь, что смогу открыть их тебе в свое время.
А сейчас — последнее воспоминание, которое я бы хотел показать тебе, по крайней мере, до тех пор, пока ты не добудешь для нас воспоминание профессора Слагхорна. Десять лет разделяют воспоминание Хоки и это. Десять лет, в течение которых Лорд Волдеморт занимался тем, о чем мы можем только догадываться.
Гарри снова встал, поскольку Дамблдор перелил последнее воспоминание в Омут памяти.
— Чье это воспоминание? — спросил он.
— Мое, — ответил Дамблдор.
И вслед за Дамблдором Гарри нырнул во вращающуюся серебряную жидкость, его опять завертело в немыслимом вихре, но через мгновение он приземлился в том же кабинете, который только что покинул. На своей жердочке, забавно посапывая, дремал Фоукс, а за столом сидел Дамблдор, который был очень похож на Дамблдора, стоящего рядом с Гарри, за тем лишь исключением, что обе его руки были целы и невредимы, и может быть, лицо было чуть менее морщинисто. Единственное отличие кабинета заключалось в том, что в темном окне мелькали белые снежинки, которые, кружась, опускались на карниз, на котором образовался уже приличный холмик.
Дамблдор, который был помоложе, казалось, ждал кого-то, и действительно, спустя несколько секунд после их прибытия в дверь постучали, и Дамблдор сказал:
— Входите.
Гарри едва сдержал возглас. В комнату вошел Волдеморт. Его лицо было не таким как то, которое Гарри увидел почти два года назад, когда тот поднялся из каменного котла на кладбище: оно не было таким змееподобным, его глаза еще не были красными, лицо не походило на маску, но все же это был уже не тот красавец Том Риддл. Его лицо выглядело сильно обожженным, черты лица были как будто смазаны, белки глаз были испещрены кровавыми сосудами, хотя зрачки еще не превратились в щелки, какими, как Гарри знал, они станут. На нем был длинный черный плащ, а его лицо было таким же белым, как и снег, который лежал у него на плечах.
Дамблдор, сидящий за столом, не выказал никакого удивления. Очевидно, этот визит был заранее назначен.
— Добрый вечер, Том, — легко сказал Дамблдор. — Не хочешь присесть?
— Спасибо, — сказал Волдеморт и опустился на стул, на который указал директор, тот самый стул, по всей видимости, который в настоящем только что освободил Гарри. — Я слышал, что Вы стали директором, — сказал он, и голос его был несколько выше и холоднее, чем прежде. — Достойный выбор.
— Я рад, что ты одобряешь, — сказал Дамблдор, улыбаясь. — Могу я предложить тебе выпить?
— Это было бы весьма любезно с Вашей стороны, — ответил Волдеморт. — Я проделал долгий путь.
Дамблдор встал и подошел к шкафчику, в котором сейчас он хранил Омут Памяти, тогда же он был полон бутылок. Протянув бокал вина Волдеморту и наполнив свой, он вернулся за свой стол.
— Итак, Том … чем обязан?
Волдеморт ответил не сразу, пригубив вино.
— Меня не зовут больше Томом, — сказал он. — Теперь я известен под именем…
— Я знаю, под каким именем ты известен, — сказал Дамблдор, приятно улыбаясь.— Но для меня, я боюсь, ты всегда останешься Томом Риддлом. Это один из недостатков старых учителей. Они всегда помнят своих подопечными такими, какими те были в юности.
Он поднял свой бокал, как будто за здоровье Волдеморта, чье лицо не выражало никаких эмоций. Однако Гарри почувствовал, что атмосфера в кабинете неуловимо изменилась: отказавшись использовать выбранное Волдемортом имя, Дамблдор дал понять, что не позволит тому диктовать условия встречи; и Гарри мог сказать, что Волдеморт воспринял это именно так.
— Я удивлен, что Вы работаете в школе так долго, — сказал Волдеморт после короткой паузы. — Я всегда поражался, почему такой маг, как Вы никогда не хотел оставить школу.
— Что же, — ответил Дамблдор, все еще улыбаясь, — для такого мага, как я, нет ничего важнее, чем помогать юным умам оттачивать свое мастерство в освоении древних знаний. И если я правильно помню, то ты тоже однажды увидел привлекательность профессии учителя.
— Я вижу ее и сейчас, — сказал Волдеморт. — Я просто задался вопросом, почему Вы, у кого министерство так часто спрашивает совета, и кому, я думаю, дважды предлагали пост министра…
— Трижды по последним подсчетам. Но карьера в министерстве никогда не привлекала меня. И снова я замечаю у нас с тобой что-то общее.
Волдеморт склонил голову, не улыбаясь, и сделал еще глоток вина. Дамблдор не нарушал воцарившееся молчание, а с выражением вежливой заинтересованности ждал, чтобы Волдеморт заговорил первым.
— Я вернулся, — сказал он немного погодя,— возможно, позже, чем ожидал профессор Диппет... но я все же вернулся за тем, для чего, по его словам, был слишком молод. Я пришел к Вам, чтобы попросить разрешить мне вернутся в замок в качестве учителя. Я думаю, что Вы знаете, что я многое видел и много достиг с того момента, как покинул это место. Я могу показать и рассказать Вашим студентам такое, чего они не услышат от любого другого волшебника.
Дамблдор некоторое время внимательно смотрел на Волдеморта поверх своего бокала, прежде чем спокойно произнести:
— Да, разумеется, я знаю, что ты видел и совершил многое с тех пор, как покинул нас. Слухи о твоих деяниях дошли и до твоей старой школы, Том. И мне не хочется верить и половине из них.
— Величие вызывает зависть, зависть рождает злость, злость порождает ложь. Вы должны знать это, Дамблдор, — лицо Волдеморта оставалось совершенно равнодушным.
— Неужели ты называешь это величием, то, чем ты занимался? — мягко поинтересовался Дамблдор.
— Разумеется, — ответил Волдеморт, и его глаза полыхнули красным.— Я экспериментировал; я раздвинул границы магии, возможно, больше, чем кто-либо до меня.
— Некоторых областей магии, — спокойно поправил его Дамблдор. — Некоторых. В других ты остался… уж прости … совершенно безграмотен.
Волдеморт впервые улыбнулся: это была натянутая, злая усмешка, в которой чувствовалось больше угрозы, чем во взгляде, полном ярости.
— Старый спор, — сказал он мягко.— Но ничего из того, что я видел в мире, не подтверждало Ваше известное мнение, что любовь более сильная магия, чем моя, Дамблдор.
— Возможно, ты просто смотрел не в тех местах, — предположил Дамблдор.
— Что ж, тогда где найти лучшее место для начала новых поисков, как не здесь, в Хогвартсе? — сказал Волдеморт. — Вы позволите мне вернуться? Позволите делится моими знаниями с Вашими учениками? Я и мои способности в Вашем распоряжении. Я подчиняюсь Вам.
Дамблдор поднял брови.
— А что же будет с теми, кто подчиняется тебе? Что будет с теми, кто, по слухам, называют себя Пожирателями Смерти?
Гарри был уверен, что Волдеморт не ожидал, что Дамблдор знает об этом названии; он снова увидел, как глаза Волдеморта вспыхнули красным, а узкие ноздри затрепетали.
— Мои друзья, — сказал он после короткой паузы, — справятся без меня, я уверен.
— Мне приятно слышать, что ты считаешь их друзьями, — сказал Дамблдор. — Мне казалось, что они больше походят на слуг.
— Вы ошибались, — ответил Волдеморт.
— Значит, если бы я сейчас заглянул в «Кабанью Голову», то я не нашел бы там Нотта, Розье, Малдбера, Долохова, ожидающих твоего возвращения? Действительно, преданные друзья, проделать такой далекий путь снежной ночью, лишь затем, чтобы пожелать тебе удачи в найме на должность учителя.
Было совершенно очевидно, что такие точные сведения о том, с кем он прибыл, стали для Волдеморта еще большей неожиданностью; однако он быстро собрался.
— Вы как всегда всеведущи, Дамблдор.
— О, нет, я просто в приятельских отношениях с местным барменом, — просто ответил Дамблдор.— А теперь, Том...
он поставил пустой бокал на стол, выпрямился в кресле, очень характерным жестом соединив кончики пальцев.
— Давай поговорим начистоту. Зачем ты пришел сюда сегодня вечером, окруженный приспешниками, просить работу, которую, как мы оба понимаем, ты не хочешь?
На лице Волдеморта проступило холодное удивление.
— Работу, которую я не хочу? Напротив, Дамблдор, я очень хочу получить ее.
— Ах, ты хочешь вернуться в Хогвартс, но ты хочешь преподавать не больше, чем когда тебе было восемнадцать. Что тебе нужно, Том? Почему бы, в порядке исключения, не попытаться попросить в открытую?
Волдеморт усмехнулся.
— Если Вы не хотите давать мне работу …
— Конечно же, я не хочу, — сказал Дамблдор. — И я не думаю, что ты ожидал от меня иного. Но ты все же пришел и спросил, значит, у тебя должна была быть какая-то цель.
Волдеморт встал. Сейчас он был меньше всего похож на Тома Риддла, его черты исказил гнев.
— Это Ваше последнее слово?
— Последнее, — ответил Дамблдор, тоже вставая.
— Тогда нам больше нечего сказать друг другу.
— Да, нечего, — сказал Дамблдор, и на его лице отразилась глубокая печаль.— Давно прошло то время, когда я мог напугать тебя горящим платяным шкафом и заставить заплатить за твои преступления. Но мне очень жаль, Том ... Очень жаль ...
Какое-то мгновение Гарри был готов выкрикнуть бесполезное предупреждение: он был уверен, что рука Волдеморта дернулась к карману, в котором лежала палочка; но это мгновение прошло, он развернулся, дверь закрылась, и он ушел.
Гарри почувствовал, как его руку сжимают пальцы Дамблдора, и секунду спустя они уже стояли почти на том же самом месте, только за окном не было снежного холмика на карнизе, а рука Дамблдора снова была почерневшей и омертвевшей.
— Почему? — сразу же спросил Гарри, глядя прямо в лицо Дамблдору. — Почему он вернулся? Вы это выяснили?
— У меня есть мысли, — сказал Дамблдор, — но и только.
— Какие мысли, сэр?
— Я отвечу тебе, Гарри, когда ты добудешь воспоминание профессора Слагхорна, — сказал Дамблдор. — Когда мы получим этот последний кусочек головоломки, я надеюсь, что все станет ясно … нам обоим.
Гарри все еще сгорал от любопытства, и даже несмотря на то, что Дамблдор подошел к двери и открыл ее для Гарри, он ушел не сразу.
— Сэр, он снова хотел преподавать защиту от темных сил? Он не сказал...
— О, он определенно хотел преподавать защиту от темных сил, и последствия нашей встречи доказывают это. Видишь ли, с тех пор, как я отказал в этой должности Лорду Волдеморту, никто не может удержаться на должности преподавателя защиты от темных сил дольше года.