Глава 23. Хоркруксы
Переводчик — Pash, корректор — Пата, Ойра, бета-переводчик — Dariana Black

Гарри, пробираясь обратно в замок, чувствовал, как развеивается действие феликс фелицис. Входная дверь все еще была не заперта для него, но на третьем этаже он встретил Пивза и едва успел нырнуть в один из потайных ходов, избежав столкновения. К тому времени, как он подошел к портрету Полной Дамы и снял плащ-невидимку, он не был удивлен, увидев ее в самом неуслужливом расположении духа.
— Как, по-твоему, называется это время суток?
— Мне действительно жаль, мне нужно было выйти по важному делу...
— Ну, а пароль изменился в полночь, поэтому тебе придется спать в коридоре, не так ли?
— Шутите! — сказал Гарри. — С чего бы ему меняться в полночь?
— А вот так, — ответила Полная Дама. — Если ты злишься, можешь пойти обсудить это с директором. Это он ужесточил меры безопасности.
— Замечательно, — с горечью произнес Гарри, осматривая жесткий пол. — Просто великолепно! Да, я бы пошел и обсудил это с Дамблдором, будь он тут. Потому что это он хотел, чтобы я...
— Он здесь, — сказал голос за спиной Гарри. — Профессор Дамблдор вернулся в школу час назад.
Почти Безголовый Ник парил к Гарри, его голова, как всегда, дрожала над жестким гофрированным воротником.
— Я узнал это от Кровавого Барона, он видел, как тот приехал, — сказал Ник. — Он, как сказал Барон, похоже, в хорошем настроении, хотя, конечно, немного усталый.
— Где он? — сердце Гарри подскочило.
— О, стонет и бряцает в астрономической башне, это его любимое времяпрепровождение…
— Да не Кровавый Барон, Дамблдор!
— О, в своем кабинете, — сказал Ник. — Как сказал мне Барон, у него были дела, которые нужно сделать перед сном...
— Да, были, — волнение разгоралось в груди Гарри при мысли о том, как он скажет Дамблдору, что добыл воспоминание.
Он развернулся и опять убежал, проигнорировав Полную Даму, кричащую ему вдогонку :
— Вернись! Ну ладно, я солгала! Меня рассердило то, что ты меня разбудил! Пароль все еще «ленточный червяк»!
Но Гарри уже с шумом мчался по коридору в обратную сторону, и через несколько минут он говорил «ирисовый эклер» гаргулье Дамблдора, которая незамедлительно отпрыгнула в сторону, пропуская Гарри на винтовую лестницу.
— Войдите, — сказал Дамблдор, когда Гарри постучал. Он казался очень уставшим.
Гарри открыл дверь. Кабинет Дамблдора выглядел как всегда, лишь небо за окнами было темным и усыпанным звездами.
— Боже мой, Гарри, — удивился Дамблдор. — Чем я заслужил столь позднюю честь?
— Сэр, я достал его. Я добыл воспоминание Слагхорна.
Гарри достал стеклянный флакон и показал его Дамблдору. На несколько секунд директор был поражен. Потом его лицо озарилось широкой улыбкой.
— Гарри, это прекрасные новости! Великолепно сработано! Я знал, что у тебя получится!
Явно позабыв и думать о позднем часе, он торопливо обошел стол, взял флакон с воспоминанием Слагхорна здоровой рукой и подошел к шкафу, где хранился Омут Памяти.
— А сейчас, — Дамблдор поставил каменный резервуар на стол и вылил содержимое флакона в него, — А сейчас, наконец, мы увидим. Гарри, скорее…
Гарри покорно наклонился над Омутом Памяти и почувствовал, как его ноги отрываются от пола кабинета… И снова он летел через темноту, и затем приземлился в кабинете Горация Слагхорна много лет назад.
И перед ними снова был молодой Слагхорн, с густыми, блестящими волосами соломенного цвета и светло-рыжими усами. Он снова развалился в удобном кресле, а ноги положил на бархатный пуфик, в одной руке он держал бокал вина, другой рылся в коробке засахаренных ананасов. Вокруг Слагхорна сидели все те же полдюжины мальчиков-подростков. И среди них был Том Риддл, на его пальце блестело золотое с черным кольцо Марволо.
Дамблдор приземлился рядом с Гарри как раз тогда, когда Риддл спросил :
— Сэр, это правда, что Профессор Меррисот уходит на пенсию?
— Том, Том, даже если бы я и знал, я не мог бы тебе сказать, — сказал Слагхорн, укоризненно грозя покрытым сахаром пальцем Риддлу, и подмигнул, как бы смягчая эффект. — Должен сказать, я хотел бы знать, откуда ты берешь информацию, мальчик. Ты знаешь больше, чем половина педсостава.
Риддл улыбнулся, остальные мальчики засмеялись и одарили его восхищенными взглядами.
— А также твоя удивительная способность знать вещи, которые не следует, и тонкая лесть людям, занимающим высокое положение… Спасибо за ананасы, кстати, ты совершенно прав, это мое любимое…
Несколько мальчиков опять захихикали.
— Я с уверенностью могу ожидать, что ты займешь пост министра магии лет через двадцать. Через пятнадцать, если и дальше будешь слать мне ананасы. У меня отличные связи в министерстве.
Том Риддл только улыбнулся, а остальные опять рассмеялись. Гарри отметил, что он точно не был старшим в группе, но все смотрели на него, как на лидера.
— Я не уверен, что политика подойдет мне, сэр, — сказал он, когда смех прекратился. — У меня, как минимум, неподходящее происхождение.
Двое мальчиков рядом с ним ухмыльнулись друг другу. Гарри был уверен, что они веселились одним им понятной шутке, несомненно, они знали или подозревали о знаменитом предке их лидера.
— Чепуха, — оживился Слагхорн, — абсолютно ясно, что ты слеплен из хорошего магического теста, с твоими-то способностями. Нет, ты далеко пойдешь, Том. Я еще никогда не ошибался относительно своих студентов.
Маленькие золотые часы, стоящие на столе Слагхорна, пробили одиннадцать часов вечера, и он обернулся.
— Боже мой! Уже действительно столько времени? — сказал Слагхорн. — Вам лучше расходиться, мальчики, или у нас всех будут проблемы. Лестрейндж, я бы хотел получить ваше эссе до завтра, иначе вы получите наказание… Вас, Эйвери, это тоже касается.
Один за одним мальчики покидали комнату. Слагхорн поднялся с кресла и отнес свой пустой стакан на стол. Легкое движение за спиной заставило его обернуться, Риддл все еще стоял там.
— Поторопись, Том, ты же не хочешь, чтобы тебя застали не в постели, после отбоя, а ты ведь префект…
— Сэр, я хотел спросить у Вас кое-что.
— Тогда спрашивай, мой мальчик, спрашивай.
— Сэр, я хотел бы спросить, что Вы знаете о... о хоркруксах?
Слагхорн уставился на него, его толстые пальцы неосознанно вцепились в ножку бокала для вина.
— Проект для защиты от темных сил, да?
Но Гарри мог бы сказать, что Слагхорн прекрасно знал, что это не школьное задание.
— Не совсем, сэр, — сказал Риддл. — Я увидел этот термин, когда читал, и не совсем его понял.
— Нет…Ну…тебе придется приложить немало усилий, чтобы найти в Хогвартсе книгу, где будет подробное описание хоркруксов. Это очень темная штука, Том, действительно очень темная, — сказал Слагхорн.
— Но Вы, очевидно, все о них знаете, сэр? Я имею в виду, такой маг как Вы… Извините, я имею в виду, если вы не можете мне рассказать, разумеется… Я просто знал, что если кто и может рассказать, то это Вы, так что я просто подумал, что я...
Все было продумано просто отлично, подумал Гарри — неуверенность, небрежный тон разговора, аккуратная лесть — нигде он не переборщил. У него, Гарри, было более, чем достаточно опыта вытягивания информации из сопротивляющихся людей, чтобы не распознать мастера в деле. Он мог сказать, что Риддлу очень, очень хотелось заполучить эту информацию, возможно, он разрабатывал этот план неделями.
— Ну, — Слагхорн не смотрел на Риддла, он поигрывал ленточкой на коробке с засахаренными ананасами, — ну, не будет вреда, если ты получишь общие представления. Просто, чтобы ты понял этот термин. Словом хоркрукс называют предмет, в который человек спрятал часть своей души.
— И все же я не понимаю, как это работает, сэр, — сказал Риддл.
Он четко контролировал тон своего голоса, но Гарри чувствовал его волнение.
— Ну, ты разделяешь свою душу, — сказал Слагхорн. — И прячешь часть ее в предмет вне своего тела. И тогда, даже если на тело кто-то напал или его уничтожили, его хозяин не может умереть, так как часть его души остается привязанной к земле. Но, конечно, существование в такой форме…
Лицо Слагхорна сморщилось, а Гарри вспомнил слова, которые он слышал около двух лет тому назад…
«Меня вырвали из моего тела. Я был меньше, чем духом, меньше самого вшивого привидения…но все равно, я был жив.»
— …немногие захотели бы подобной судьбы, Том, очень немногие. Смерть была бы предпочтительнее.
Но жажда Риддла к знаниям была очевидна, его лицо источало жадность, он не мог уже скрывать свое нетерпение.
— А как можно разделить душу?
— Ну, — Слагхорн чувствовал себя неуютно. — Ты должен понять, что душа должна оставаться нетронутой и целой. Разделить душу — это акт насилия, это противоестественно.
— Но как можно это сделать?
— Злодеянием, худшим злодеянием. Надо совершить убийство. Убийство разрывает душу. Маг, который хочет создать хоркрукс, использует повреждение души для своей выгоды, он заключает оторванную часть в оболочку…
— …Заключает? Но как?
— Есть такое заклинание, не спрашивай меня, я не знаю! —Слагхорн помотал головой, как старый слон, которого донимают москиты. — Я похож на того, кто это когда-то пробовал? Я похож на убийцу?
— Нет, сэр, конечно, нет, — быстро сказал Риддл. — Извините меня…Я не хотел Вас обидеть…
— Нисколько, нисколько, я не обиделся, — грубовато произнес Слагхорн. — Это естественно, испытывать некоторую долю любопытства к таким вещам… Волшебников определенного калибра всегда притягивал этот аспект магии.
— Да, сэр, — сказал Риддл. — Но чего я все еще не понимаю, просто из любопытства…Я имею в виду, много ли пользы от одного хоркрукса? Душу можно разделить только один раз? Не будет ли лучше, чтобы сделать себя сильнее, разбить свою душу на много частей? Я хочу сказать, например, число семь, это же самое сильное магическое число, не будет ли семь?..
— Борода Мерлина, Том! — закричал Слагхорн. — Семь! И так жутко думать о том, чтобы убить одного человека! Во всяком случае… плохо делить свою душу на две части… но разодрать ее на семь частей …
Слагхорн теперь выглядел глубоко обеспокоенным: он смотрел на Риддла так, словно раньше его никогда не видел, Гарри заметил, что он уже сожалел о том, что вообще ввязался в этот разговор.
— Разумеется, — пробормотал он. — все, что мы тут обсуждаем — гипотетически, не так ли? Чисто академически…
— Да, сэр, конечно, — быстро сказал Риддл.
— Но все равно, Том…держи язык за зубами про то, что я тебе сказал, то есть про то, о чем мы тут разговаривали. Многим не понравится, что мы тут болтаем про хоркруксы. Это запретная тема для разговоров в Хогвартсе…Дамблдор очень за этим следит…
— Я не скажу ни слова, сэр, — сказал Риддл и ушел, но не раньше, чем Гарри успел увидеть его лицо, полное того самого выражения счастья, какое появилось на нем, когда тот впервые узнал, что он волшебник, такое, которое не делало его черты красивее, а каким-то образом делало их менее человеческими.
— Спасибо, Гарри, — тихо промолвил Дамблдор. — Пойдем…
Когда Гарри приземлился опять на пол кабинета, Дамблдор уже садился за стол. Гарри тоже сел и стал ждать, когда заговорит Дамблдор.
— Я надеялся заполучить это доказательство очень долго, — наконец сказал Дамблдор. — Это подтверждает теорию, над которой я работал, подтверждает, что я прав, а также то, как много еще осталось сделать…
Гарри внезапно заметил, как все бывшие директора и директрисы в портретах на стенаъх не спали и слушали их разговор. Тучный маг с красным носом даже достал слуховую трубку.
— Итак, Гарри, — сказал Дамблдор. — Я уверен, что ты понял важность того, что мы только что услышали. В том же возрасте, в котором находишься сейчас и ты, плюс-минус несколько месяцев, Том Риддл делал все, чтобы разузнать, как сделать себя бессмертным.
— И Вы думаете, что у него это вышло, сэр? — спросил Гарри. — Он сделал хоркрукс? Поэтому он не умер, когда напал на меня? У него где-то был припрятан хоркрукс? Часть его души оставалась в безопасности?
— Часть... или больше, — сказал Дамблдор. — Ты слышал Волдеморта, больше всего он хотел узнать у Горация его мнение о том, что же случится с магом, который сделает более одного хоркрукса, что случится с магом, который настолько захочет избежать смерти, что будет готов убивать много раз, разрывать свою душу на части раз за разом, и таким образом получить много отдельно спрятанных хоркруксов. Ни одна книга не дала бы ему эту информацию. И насколько я знаю — и я уверен, Волдеморт тоже это знал — ни один маг никогда не разделял свою душу более, чем надвое.
Дамблдор на секунду замолк, собираясь с мыслями, а потом сказал :
— Четыре года назад я получил очевидное доказательство того, что Волдеморт разбил свою душу.
— Где? — спросил Гарри. — Как?
— Ты вручил его мне, Гарри, — сказал Дамблдор. — Дневник, дневник Риддла, тот самый, который давал инструкции о том, как снова открыть Тайную Комнату.
— Я не понимаю, сэр, — сказал Гарри.
— Что же, хотя я и не видел Риддла, который вышел из дневника, но то, что ты описал мне, было феноменом, с которым я никогда не сталкивался. Простое воспоминание начало двигаться и думать само? Простое воспоминание, истощающее жизнь маленькой девочки, в чьи руки оно попало? Нет, что-то более зловещее жило в этой книжке…фрагмент души, я был практически уверен в этом. Дневник был хоркруксом. Но он поставил столько же вопросов, сколько и дал ответов. Больше всего меня заинтриговало и волновало то, что дневник был столь же оружием, сколь и защитой.
— Я все еще не понимаю, — сказал Гарри.
— Ну, он работал так, как и должен работать хоркрукс — другими словами, фрагмент души, спрятанный внутри, сохранялся в безопасности и, без сомнения, сыграл свою роль в предотвращении смерти владельца. Но также не вызывает сомнений, что Риддл хотел, чтобы его дневник прочитали, хотел, чтобы часть его души вселилась или овладела кем-то другим так, чтобы монстр Слизерина опять выбрался наружу.
— Ну, он не хотел, чтобы его нелегкий труд пропал даром, — сказал Гарри. — Он хотел, чтобы люди знали, что он наследник Слизерина, потому что не мог получить за это признание тогда.
— Совершенно верно, — сказал Дамблдор, кивая. — Но разве ты не видишь, Гарри, что если он хотел, чтобы дневник попал в руки к какому-то будущему студенту Хогвартса, то весьма не дорожил той драгоценной частицей души, что была там. Смысл хоркруксе заключается в том, как объяснил Профессор Слагхорн, чтобы сохранять часть себя в безопасности, а не выбрасывать ее кому-то под ноги и рисковать тем, что ее могут разрушить — что и случилось, этого фрагмента души больше нет, и ты об этом позаботился.
Небрежность, с которой Волдеморт отнесся к хоркруксу, показалась мне очень зловещей. Я предположил, что он сделал — или планировал сделать — больше хоркруксов, поэтому потеря первого не была бы для него большим ущербом. Я не хотел в это верить, но другого логичного объяснения не находил. И когда ты рассказал мне, два года спустя, в ночь, когда Волдеморт вернулся в свое тело, он сделал ясное и тревожное заявление своим Пожирателям Смерти : «Я — тот, кто прошел дальше, чем кто бы то ни было по тропе, ведущей к бессмертию». Это то, что ты мне сказал «Дальше, чем кто бы то ни было!». И я подумал, что знаю, о чем идет речь, хотя Пожиратели Смерти не знали. Он говорил о своих хоркруксах, хоркруксах во множественном числе, Гарри, я думаю, что такого не делал еще ни один маг. И все сходилось : Лорд Волдеморт становился все менее человекоподобным с течением лет, и трансформация, которую он проходил, казалась мне вполне объяснимой, если его душа была изуродована настолько, что это выходило за рамки того, что мы могли бы назвать «обыкновенное зло».
— То есть он сделал так, чтобы его нельзя было убить, убивая других людей? — спросил Гарри. — Почему же он не мог сделать Философский камень, или украсть его, если его так интересовало бессмертие?
— Ну, мы знаем, что он хотел сделать именно это пять лет тому назад, — сказал Дамблдор. — Но есть несколько причин, почему, я думаю, что Философский Камень не настолько привлекал Волдеморта, как хоркруксы.
Эликсир жизни действительно продлевает жизнь, но его надо пить постоянно, на протяжении всей жизни, если человек хочет поддерживать свое бессмертие. Поэтому Волдеморт бы полностью зависел от эликсира. А если бы он закончился, или испортился, или камень украли бы, он бы умер, как любой другой человек. Волдеморт предпочитает действовать в одиночку, запомни это. Я думаю, что он бы счел мысль о том, чтобы быть зависимым, даже от эликсира, недопустимой. Конечно, он был готов выпить его, если бы это помогло ему выйти из того жуткого состояния полужизни, к которому он оказался приговорен после того, как напал на тебя. Но только для того, чтобы возвратить себе тело. Поэтому, я уверен, он собирался продолжатьполагаться на хоркруксы. Ему больше ничего не было бы нужно, если б он только смог опять обрести человеческий вид. Он уже был бессмертен, как видишь…или так близок к бессмертию, как только может быть человек. Но сейчас, Гарри, вооруженные информацией, важным воспоминанием, которое тебе удалось достать для нас, мы подошли к секрету уничтожения Лорда Волдеморта ближе, чем кто-либо был. Ты слышал его, Гарри : «Не будет ли лучше, чтобы сделать себя сильнее, разбить свою душу на много частей? Я хочу сказать, например, число семь, это же самое сильное магическое число»… Разве семь не самое магическое число. Да, я думаю, что идея души в семи частях очень нравилась бы Лорду Волдеморту.
— Он сделал семь хоркруксов? — ужаснулся Гарри, а несколько портретов на стене издали удивленные и возмущенные звуки. — Но они могут быть в любом месте мира, спрятанные — закопанные или невидимые…
— Я рад, что ты оценил всю значительность проблемы, — спокойно сказал Дамблдор. — Но прежде всего, нет, Гарри, не семь хоркруксов, а шесть. Седьмая часть его души, хоть и покалеченная, находится в его воскресшем теле. Это та часть его, которая существовала в призрачном виде все годы его отсутствия. Без нее он вообще не был бы собой. Седьмая часть его души должна быть последней, на которую следует нападать тому, кто пожелает убить его — та часть, которая живет в его теле.
— Но шесть хоркруксов, — сказал Гарри немного отчаянно. — Как мы их найдем?
— Ты забыл…ты уже уничтожил один из них. А я уничтожил другой.
— Правда? — сказал Гарри возбужденно.
— Да, правда, — Дамблдор поднял свою черную, выглядевшую обожженной руку. — Кольцо, Гарри, кольцо Марволо. И жуткое проклятие, бывшее на нем… Если бы не — прости мне отсутствие подобающей скромности — мои уникальные способности, если бы не четкие действия профессора Снейпа, когда я, серьезно раненый, вернулся в Хогвартс, возможно, я бы не прожил достаточно, чтобы рассказать об этом. Но ссохшаяся рука — это разумный обмен на седьмую часть души Волдеморта. Кольцо больше не хоркрукс.
— Но как Вы его нашли?
— Ну, как ты знаешь, на протяжении многих лет я пытался узнать все, что возможно, о прежней жизни Волдеморта. Я путешествовал, побывал во многих местах, которые он знал. Я наткнулся на кольцо, спрятанное в руинах дома Гонта. Возможно, спрятав часть своей души в нем, Волдеморт уже не хотел его больше носить. Он его спрятал, защитив очень сильными заклинаниями, в хибарке, где когда-то жили его предки (Морфина, разумеется, забрали в Азкабан). Он никогда не мог подумать, что однажды я возьму на себя труд побывать на этих руинах, и что я буду искать следы сокрытия с помощью магии.
Но все равно, нам не следует слишком уж радоваться. Ты уничтожил дневник, а я кольцо, но если мы правы в нашей теории о семи частях души, остаются еще четыре хоркрукса.
— И они могут быть чем угодно? — спросил Гарри. — Они могут быть, ну, банками из-под консервов, или… я не знаю… в пустых бутылках из-под зелий…
— Ты думаешь про портключи, Гарри, которые должны быть обычными предметами, которые легко не заметить. Но Волдеморт бы не использовал консервы или старые бутылки, чтобы охранять свою бесценную душу, не так ли? Ты забываешь, что я тебе показал, Лорд Волдеморт любил собирать трофеи и он предпочитал вещи с выдающейся магической историей. Его гордость, его вера в свое превосходство, его цель высечь для себя место в магической истории, все это наводит меня на мысль, что Волдеморт выбирал бы себе хоркруксы с особенной тщательностью, предпочитая достойные его предметы.
— Дневник не был таким уж особенным.
— Дневник, как ты сам сказал, был свидетельством того, что он — наследник Слизерина. Я уверен, что Волдеморт считал его очень важным.
— Так, а другие Хоркруксы? — сказал Гарри. — Вы знаете, что они из себя представляют, сэр?
— Я могу только предполагать, — ответил Дамблдор. — По причинам, которые я только что назвал, я считаю, что Лорд Волдеморт предпочитал предметы, которые сами по себе наделены определенным величием. Поэтому я изучил прошлое Волдеморта, ища свидетельства исчезновения подобных артефактов вокруг него.
— Медальон! — воскликнул Гарри. — Чаша Хаффлпафф!
— Да, — улыбнулся Дамблдор. — Я готов поспорить — возможно, не на мою вторую руку — но на пару пальцев, что они стали третьим и четвертым хоркруксами. Оставшиеся два, если предполагать, что он создал все шесть, большая проблема, но я буду делать ставку на предположение, что, завладев предметами Хаффлпафф и Слизерина, он поставил цель найти вещи, принадлежавшие Гриффиндору и Рейвенкло. Четыре вещи, принадлежавшие основателям, я уверен, были для Волдеморта сильнейшим источником притяжения. Я не могу точно сказать, сумел ли он найти что-то, принадлежавшее Рейвенкло. Однако я уверен, что единственная известная реликвия Гриффиндора в безопасности.
Дамблдор указал почерневшими пальцами на стену за собой, где в стеклянном ящике снова лежал инкрустированный рубинами меч.
— Вы думаете, это было настоящей причиной, почему он хотел вернуться в Хогвартс, сэр? — сказал Гарри. — Чтобы попытаться найти что-то, принадлежавшее остальным основателям?
— Точь-в-точь мои мысли, — сказал Дамблдор. — Но, к сожалению, это не продвигает нас вперед, так как ему было отказано, и, по крайней мере, я так думаю, у него не было бы шансов обыскать школу. Я вынужден заключить, что он не смог выполнить свое желание: собрать четыре вещи основателей. У него их точно две, он мог найти третью — это самое большее, что мы можем предположить.
— Даже если у него есть что-то Рейвенкло или Гриффиндора, остается шестой Хоркрукс, — сказал Гарри, считая на пальцах. — Разве что у него есть оба?
— Я так не думаю, — сказал Дамблдор. — Я думаю, что я знаю, чем является шестой Хоркрукс. Интересно, что ты скажешь, если я расскажу, что мне было любопытно поведение змеи, Нагини?
— Змеи? — спросил Гарри, удивленный. — Животных можно использовать для хоркруксов?
-Ну, так делать не рекомендуется, — сказал Дамблдор. — Потому что доверять часть своей души чему-то, что может думать и передвигаться само по себе, естественно, очень рискованно. Однако, если мои вычисления верны, Волдеморту все еще не хватало одного хоркрукса для достижения семи, к которым он стремился, когда он пришел в дом твоих родителей с намерением убить тебя. Кажется, он приберегал процесс создания хоркруксов для особо значительных смертей. Твоя должна была быть таковой. Он верил, что, убив тебя, он мог избегнуть опасности, предсказанной в пророчестве. Он верил, что сделает себя непобедимым. Я уверен, что он планировал создать свой последний хоркрукс после твоей смерти. Но, как мы знаем, ему это не удалось. Через несколько лет, однако, он использовал Нагини, чтобы убить старого маггла, и ему могло прийти в голову превратить ее в последний хоркрукс. Она подчеркивает его связь со Слизерином, которая увеличивает загадочность Лорда Волдеморта; я думаю, он гордится ей так, как ничем другим; тем более он постоянно держит ее при себе и, кажется, обладает необычайно сильной властью над ней, даже для змееуста.
— Итак, — сказал Гарри, — дневник и кольцо уничтожены. Чаша, медальон и змея все еще невредимы, и Вы думаете, что хоркруксом может быть что-то, когда-то принадлежавшее Гриффиндору или Рейвенкло?
— Замечательно краткое и точное изложение, — сказал Дамблдор, кивнув головой.
-Так… Вы все еще их ищете, сэр? Вот куда Вы направлялись, когда покидали школу?
— Верно, — сказал Дамблдор. — Я очень долго искал. Мне кажется… возможно… я близок к нахождению еще одного. Есть обнадеживающие знаки.
— А если Вы найдете, — быстро сказал Гарри. — Могу я пойти с вами и помочь избавиться от него?
Дамблдор пристально посмотрел на Гарри, а потом сказал:
— Да, я думаю, можешь.
— Могу? — воскликнул Гарри, совершенно ошеломленный.
— О да, — сказал Дамблдор, слегка улыбнувшись. — Думаю, ты заслужил это право.
Сердце Гарри подпрыгнуло. Было очень приятно, что ему не стали опять говорить про осторожность и защиту. Директора и директрисы на стенах выглядели менее довольными решением Дамблдора; Гарри видел, что несколько из них качали головами, а Финеас Найджеллус даже фыркнул.
— Волдеморт знает, когда хоркрукс уничтожен, сэр? Он может это чувствовать? — спросил Гарри, игнорируя портреты.
— Очень интересный вопрос, Гарри. Я считаю, что нет. Думаю, что Волдеморт сейчас настолько погряз во зле, а эти важные части его души так долго были от него отделены, что он не чувствует так, как чувствуем мы. Возможно, на пороге смерти он мог бы и почувствовать потерю… но он не знал, к примеру, что дневник уничтожен, пока не вытряс правду из Люциуса Малфоя. Когда Волдеморт узнал, что дневник продырявили и забрали всю его силу, мне говорили, что гнев его был ужасен.
— Но я думал, он хотел, чтобы Люциус Малфой подбросил его в Хогвартс.
— Да, так это и было много лет назад, когда он был уверен, что сможет создать еще хоркруксы, однако Люциус Малфой должен был ждать приказа Волдеморта, но не получил его, так как Волдеморт исчез вскоре после того, как передал ему дневник. Несомненно, он считал, что Люциус не осмелится делать с хоркруксом ничего, кроме тщательной охраны, но он слишком рассчитывал на страх Люциуса перед хозяином, который исчез много лет назад и которого тот полагал мертвым. Конечно, Люциус не знал, чем на самом деле был дневник. Я так понимаю, что Волдеморт сказал ему, что дневник поможет снова открыть Тайную Комнату, потому что был хитро зачарован. Если бы Люциус знал, что держал в руках часть души своего хозяина, он, без сомнений, обошелся бы с ним с большей почтительностью… Но вместо этого он пошел вперед и осуществил старый план в собственных целях. Подкинув дневник дочери Артура Уизли, он хотел дискредитировать Артура и избавиться от уличающего его магического предмета одним ударом. Ах, бедный Люциус… Учитывая ярость Волдеморта по поводу того, что он выбросил хоркрукс ради своей корысти, и прошлогоднего фиаско в министерстве, я не удивлюсь, если он действительно рад находиться сейчас в безопасности в Азкабане.
Гарри ненадолго задумался, а потом спросил:
— Так если уничтожить все хоркруксы, Волдеморта можно будет убить?
— Да, я так думаю, — сказал Дамблдор. — Без своих хоркруксов Волдеморт станет смертным человеком с изуродованной и уменьшенной душой. Никогда не забывай, однако, что хотя его душа может быть повреждена без возможности восстановления, его мозг и магические силы остаются невредимыми. Потребуются недюжиные знания и силы, чтобы убить волшебника, подобного Волдеморту, даже без хоркруксов.
— Но у меня нет неординарных умений или силы, — сказал Гарри, прежде, чем успел остановиться.
— Нет, они у тебя есть, — мягко сказал Дамблдор. — У тебя есть сила, которой никогда не было у Волдеморта. Ты можешь…
— Я знаю! — нетерпеливо произнес Гарри. — Я могу любить! — он с трудом смог удержаться, чтобы не добавить «Велика важность!».
— Да, Гарри, ты можешь любить, — Дамблдор выглядел так, словно знал, что Гарри только что едва не сказал. — Что, учитывая все, что с тобой произошло, является великолепным и значительным фактом. Ты еще слишком юн, чтобы понять, насколько ты особенный, Гарри.
— То есть, когда пророчество говорит, что у меня будет сила, про которую не знает Темный Лорд, это всего лишь значит — любовь? — спросил Гарри, чувствуя себя слегка разочарованным.
— Да, только любовь, — сказал Дамблдор. — Но, Гарри, никогда не забывай, что то, что говорит пророчество, значимо лишь потому, что Волдеморт сделал его таковым. Я тебе говорил это в конце прошлого года. Волдеморт избрал тебя, как человека, который будет для него самым опасным, и, сделав это, он сделал тебя самым опасным для него человеком!
— Но это все равно сводится к тому…
— Нет! — нетерпеливо сказал Дамблдор. Указывая на него черной, иссохшейся рукой, он сказал: — Ты придаешь слишком большое значение пророчеству!
— Но… — промямлил Гарри. — Но вы сказали, что пророчество означает…
— Если бы Волдеморт никогда не слышал о пророчестве, исполнилось бы оно? Означало бы оно хоть что-то? Конечно нет! Ты думаешь, что все пророчества в Зале Пророчеств были осуществлены?
— Но, — сказал Гарри, сбитый с толку, — но в прошлом году, вы сказали, что одному из нас придется убить другого…
— Гарри, Гарри, это только потому, что Волдеморт совершил фатальную ошибку и действовал, опираясь на слова профессора Трелони! Если бы Волдеморт никогда не убивал твоего отца, разбудил бы он в тебе такое непреодолимое желание ему отомстить? Конечно, нет! Если бы он не заставил твою маму умереть за тебя, дал бы он тебе такую магическую защиту, которую он бы не смог побороть? Конечно, нет, Гарри! Разве ты не понимаешь? Волдеморт сам создал себе своего злейшего врага, как и все тираны! Ты себе не представляешь, насколько тираны боятся людей, которых угнетают? Все понимают, что однажды, среди всех их жертв найдется тот, кто восстанет против них и ответит на удар! Волдеморт ничем от них не отличается! Он всегда искал того, кто сможет бросить ему вызов. Он услышал о пророчестве и сразу приступил к действиям, а вышло так, что он не только выбрал человека, которому, скорее всего, суждено его прикончить, но и дал ему смертельное оружие!
— Но…
— Тебе важно это понять! — Дамблдор встал с кресла и начал ходить по комнате, его блестящая мантия колыхалась в такт шагам. Гарри никогда не видел его таким взволнованным. — Пробуя убить тебя, Волдеморт сам выбрал того замечательного человека, который сидит сейчас передо мной, и дал ему все средства, чтоб себя прикончить! Это все вина Волдеморта: и то, что ты мог читать его мысли, его намерения, и то, что ты можешь даже понимать змеиный язык, на котором он отдает приказы. Гарри, несмотря на твою уникальную способность проникать в мир Волдеморта (дар, за возможность обладания которым любой из Пожирателей Смерти мог бы убить), тебя никогда не привлекали темные искусства, никогда, даже на секунду, ты не хотел стать одним из последователей Волдеморта!
— Конечно, нет! —возмутился Гарри. — Он убил моих маму и папу!
— Тебя защищает, короче говоря, твоя способность любить! — громко сказал Дамблдор. — Только эта защита может сработать против таких сил, как у Волдеморта! И несмотря на все искушения, которые сваливались на тебя, несмотря на все страдания, ты остаешься чист сердцем, так же чист, как ты и был в одиннадцать, когда ты смотрел в зеркало, которое отражало желание твоего сердца, и оно показывало единственный путь, чтобы сразить Лорда Волдеморта, а не богатства или бессмертие. Гарри, ты себе представляешь, как мало магов смогли бы увидеть то, что ты увидел в том зеркале? Волдеморту следовало бы знать, с кем он имеет дело, но он не знал! Но он знает это сейчас. Ты проник в мысли Лорда Волдеморта без ущерба для себя, но он не может овладеть тобой, не испытав смертельную боль, в чем он убедился в министерстве. Я думаю, что теперь он понимает почему, Гарри, но тогда он так торопился увековечить свою душу, что даже не задумывался о несравненной силе нетронутой и целой души.
— Но, Сэр, — сказал Гарри, прилагая максимум усилий, чтобы это не прозвучало, как попытка спорить. — Это все сводится к одному, не так ли? Я должен попробовать убить его, или…
— Должен? — сказал Дамблдор. — Конечно, ты должен! Но не из-за пророчества, а потому, что ты, ты сам, никогда не успокоишься, пока не попробуешь! Мы оба это знаем. Подумай, на секунду, что ты никогда не слышал о пророчестве! Что бы ты сейчас чувствовал по отношению к Волдеморту? Подумай.
Гарри смотрел, как Дамблдор ходит туда-сюда перед ним и думал. Он подумал про свою маму, своего папу и Сириуса. Он подумал про Седрика Диггори. Он подумал про все те ужасные деяния, которые совершил Лорд Волдеморт. Пламя загорелось в его груди, обжигая горло.
— Я бы хотел, чтобы его прикончили, — тихо сказал Гарри. — Я бы хотел это сделать.
— Конечно, ты бы хотел! — воскликнул Дамблдор. — Вот видишь, пророчество не означает, что ты должен что-то делать! Но пророчество сделало так, что Волдеморт отметил тебя, как равного себе…Другими словами, ты можешь выбирать, ты можешь даже повернуться спиной к пророчеству! Но Волдеморт все еще верит ему. Он будет продолжать вредить тебе… и конечно, становится ясно, что…
— …Это все закончится, когда один из нас убьет другого, — закончил Гарри.
— Да.
Но он наконец понял, что Дамблдор пытался ему сказать. Он думал, это была такая же разница, как между тем, когда тебя тащат силой на арену, чтобы ты сразился насмерть, и тем, когда ты идешь на арену сам с высоко поднятой головой. Некоторые люди, возможно, скажут, что выбор небольшой, но Дамблдор знал — «Как и я», — в приливе жестокой гордости подумал Гарри, и как его родители, что это самая главная разница в мире.