В Петербурге есть маленькое уютное арт-кафе «Щелкунчик», где нам всегда рады. Впрочем, там искренне рады, кажется, абсолютно каждому.

Я прихожу намного раньше назначенного времени, сжимая в руке одинокую розовую розу (она ещё найдёт своё место в охапке цветов). «Щелкунчик» и так спрятался на одной из маленьких городских улочек, но сегодня его особенно сложно найти: кафе укутали леса, и только приветливо распахнутая дверь и доносящаяся изнутри незатейливая музыка дают понять, что я на месте.

Внутри всё как всегда: улыбающаяся девушка за стойкой, приветливый хозяин кафе, улыбчивые посетители, дружеская атмосфера. И полка с книгами, которые здесь оставляют посетители, – на месте; на этот раз на ней обнаруживаются интересные экземпляры: «Грамматика английского языка», «Если бы кот читал справа налево», «Правила русского языка».

Я успеваю прочитать пару страниц детектива про странно-читающего кота (слог которого, впрочем, оказался возмутительно скучен), прежде чем в кафе заходят знакомые хоговчане, среди которых я вижу Хамстера и Тилли (они специально приехали на день из Москвы). Зачем? Ах, да, я же забыла сказать: 7 июня в кафе «Щелкунчик» запланирован концерт Олюш, приуроченный к празднованию её дня рождения.

А вот и сама Олюш (хотя я вас немного обманула, она пришла несколько раньше группы хоговчан, но почти сразу исчезла, юркнув в одну из дверей, поэтому за обман это не считается, правда?)...
А вот и сама Олюш. Она в бордовом платье, переживает из-за отсутствия Таданы и распоряжается вынести праздничный пирог. Затем, конечно, следует долгий процесс добывания необходимого количества блюдец (оглянувшись, я изумляюсь количеству собравшихся), вилок, чайников, чашек и, наконец, раздачи пирога.

- Я рада приветствовать вас на творческом вечере…

Это пришла Тадана. Без неё творческий вечер Олюш – это для нас уже не совсем творческий вечер Олюш. Пока я размышляла о том, как бы это называлось без Таданы, кафе заполняет голос, собравший нас здесь. Пока только заполняет, вырываться наружу через открытую дверь, то норовя, будто резвясь, увлечь за собой и зрителей, то завлекая случайных прохожих («Ты сердце каждого пленишь»), он будет позже. Но обязательно будет.

Я достаю фотоаппарат, и в ровный звук голоса вплетается неровное щёлканье затвора. Я не планировала фотографировать, но, воровато оглядываясь, продолжаю раз за разом нажимать на кнопку, вызывая звонкое «щёлк». Но разве можно это не фотографировать? Я огляделась. Зрители – будто послушные музыканты, руководимые властной рукой дирижёра. Мы все, как один, грустим под звуки романса «Белой акации», улыбаемся вместе с Джудиттой. Конечно, фотографии не могут передать всего, чем оперирует наш «дирижёр»: голоса, настроения, смены движений…

«Оглянись, незнакомый прохожий.
Мне твой взгляд неподкупный знаком.
Может, я это – только моложе;
Не всегда мы себя узнаём…»

Я отложила фотоаппарат. Неожиданная, совсем другая, непохожая на предыдущие песня. Она будто и звучит мягче, более сдержанно (или мне это только кажется?) «… как верили в себя…» - мысленно проговариваю я последнюю строку романса... А Олюш уже стремительно двигается вперёд, заразительно пританцовывая под песню о старом рояле (об испуганном старом рояле, романс о котором стал яркой нотой в уже, пожалуй, привычном - но от того не менее интересном - репертуаре).

Вперёд, вперёд ко всем знакомому финалу! «Спасибо, музыка, тебе, спасибо!»

Затем, конечно, сдвинутые столы, посиделки, разговоры на хоговские и не очень темы, обсуждение далёких планов и событий не менее далёкого прошлого.
Кафе закрывается позже обычного: мы, собрав волю в кулак, уходим сами, нам так и не решаются напомнить про режим работы.

Я хочу сказать Олюш «спасибо». И с днём рождения :) Пусть дальше – только лучше.

«У твоих ног лежит блистательный Париж»