Глава 16. Годрикова Лощина
Переводчик -
Крошка Ру (1); Merilin, Пармендур (2)
корректор -
Ойра, Чжоули (1); Варварушка, Чжоули (2)
Проснувшись на следующее утро, Гарри не сразу вспомнил, что произошло. Потом в нём зародилась детская надежда, что всё это ему приснилось, и на самом деле Рон здесь и никогда не уходил. Но, едва повернув в сторону покоящуюся на подушке голову, он увидел покинутую постель Рона. Она была как будто мертва и притягивала к себе взгляд. Гарри соскочил с собственной кровати, стараясь не смотреть на постель Рона. Вместо того чтобы пожелать ему доброго утра, Гермиона, уже вовсю хлопотавшая на кухне, как можно быстрее отвернулась при его появлении.
«Он ушёл, - сказал себе Гарри.- Он ушёл». Он говорил себе это снова и снова, пока умывался и одевался, словно надеялся, что, повторив эти слова много раз, смог бы справиться с потрясением от случившегося. «Он ушёл и не вернётся». И Гарри понимал, что это правда, потому что их защитные заклинания не оставляли Рону возможности найти их, как только они покинут это место.
Завтракали они с Гермионой в тишине. Глаза девушки были красными и опухшими; кажется, она не спала. Пока они собирались, Гермиона тянула время. Гарри знал, почему она хочет как можно дольше продлить их пребывание на берегу реки. Несколько раз Гарри ловил её нетерпеливый взгляд, и он знал, что она обманывала себя мыслью, будто в шуме дождя слышит шаги. Но рыжеголовая фигура так и не появилась среди деревьев. Каждый раз, когда Гарри, следуя её примеру, оглядывался по сторонам (ведь он и сам не оставлял надежды) и не видел ничего, кроме намокшего под дождём леса, внутри него снова просыпалось бешенство. В ушах звенели слова Рона: «Мы думали, ты знаешь, что делаешь!», и он тут же снова приступал к сборам, чувствуя, как всё внутри съёживается.
Уровень мутной воды в реке перед ними быстро поднимался, и вот-вот она бы затопила их берег. Они и так задержались не меньше, чем на час, хотя могли давно уже покинуть это место. Наконец, когда Гермиона уже трижды перепаковала украшенную бисером сумочку, поводов задержаться здесь ещё дольше не осталось. И они с Гарри, взявшись за руки, аппарировали на незащищённый от ветра холм, покрытый вереском.
Как только они очутились там, Гермиона выпустила руку Гарри, отошла в сторону, села на большой камень и уткнулась лицом в колени. Её плечи содрогались от, как он прекрасно понимал, рыданий. Гарри смотрел на происходящее, понимая, что должен подойти и успокоить её, но что-то приковывало его к месту. Внутри него всё было холодным и сжалось, лишь он снова вспомнил презрительное выражение лица Рона. Быстрым шагом он сделал несколько кругов вокруг плачущей Гермионы, произнося заклинания для их защиты, что обычно делала она.
Они не говорили о Роне и следующие несколько дней. Гарри решил больше никогда не произносить его имени, а Гермиона, вероятно, понимала, что поднимать этот вопрос нет смысла, хотя иногда ночью, когда, по её мнению, он спал, до него доносились её рыдания. Тем временем Гарри стал периодически доставать карту мародёров и, освещая её волшебной палочкой, следить за передвижениями в замке. Он ждал того момента, когда в коридорах Хогвартса появится точка с надписью «Рон», указывая на то, что он, защищённый статусом чистокровного волшебника, вернулся в уютный замок. Однако же Рон на карте так и не появился, и через какое-то время Гарри осознал, что использует карту для того, чтобы смотреть на имя Джинни посреди спальни для девушек, гадая, а сможет ли интенсивность его взгляда проникнуть в её сон, давая ей понять, что он думает о ней и надеется, что с ней всё в порядке.
Целыми днями они пытались определить местонахождение меча Гриффиндора. Но чем дольше они говорили о местах, где Дамблдор мог его оставить, тем более безумными и невероятными становились их догадки. Как Гарри ни ломал себе голову, он не мог вспомнить ни единого упоминания Дамблдором места, где бы он мог что-то спрятать. Иногда он даже не знал, на кого злился больше: на Рона или на Дамблдора.
«Мы думали, ты знаешь, что делаешь… мы думали, Дамблдор сказал тебе, как действовать… мы думали, у тебя есть настоящий план!»
Но он не мог закрыть глаза на то, что Рон был прав. Дамблдор не оставил ему практически ничего. Они нашли один крестраж, но никак не могут уничтожить его. Другие же были так же недостижимы, как и раньше. Его потихоньку заполняло ощущение безнадёжности. Сейчас он склонялся к мысли, что это действительно было самонадеянным поступком с его стороны - принять предложение своих друзей отправиться вместе с ним в это бесцельное и бессмысленное путешествие. Он ничего не знал, у него не было никаких идей, и он в любой момент с болью ждал того, что и Гермиона тоже скажет, что ей надоело и она уходит.
Вечера они проводили практически в полной тишине, и Гермиона стала доставать и оставлять на кресле портрет Финеаса Нигеллуса, как будто он мог заполнить зияющую пустоту, образовавшуюся после ухода Рона. Не взирая на его поспешные уверения никогда больше их не посещать, Финеас Нигеллус не мог устоять перед возможностью узнать больше о действиях Гарри и позволял себе появляться с завязанными глазами раз в несколько дней. Гарри был даже рад видеть его: несмотря на его высокомерие и дерзость, он был какой-никакой компанией. Они дорожили каждой новостью о происходящем в Хогвартсе, хоть Финеас Нигеллус и не был идеальным информатором. Он благоговел перед Снейпом, первым директором-слизеринцем после него самого, взявшим на себя управление школой, и ребятам следовало соблюдать предельную осторожность, чтобы не критиковать и не задавать оскорбительных вопросов относительно Снейпа, или он действительно навсегда покинет их картину.
Однако что-то выяснить у него всё же удавалось. Снейп столкнулся с непрекращающимся сильнейшим сопротивлением со стороны большинства учеников. Джинни теперь не имела права посещать Хогсмид. Снейп снова утвердил постановление Амбридж, запрещающее собрания трёх и более человек или любого неофициального ученического объединения.
На основании этого Гарри сделал вывод о том, что Джинни, наверняка не без помощи Невилла и Луны, делала всё возможное для продолжения занятий Отряда Дамблдора. После получения этих скудных сведений Гарри захотел увидеть Джинни с такой силой, что внутри него всё заныло. Но в то же время он снова подумал о Роне, и о Дамблдоре, и о самом Хогвартсе, по которым скучал почти так же сильно, как и по своей бывшей девушке. Ведь как только Финеас Нигеллус заговорил о решительных мерах Снейпа, сознанием Гарри на секунду завладела безумная мысль: он представил своё возвращение в школу для того, чтобы противостоять режиму Снейпа. Быть накормленным, иметь свою мягкую постель и возможность переложить ответственность на других людей в данный момент показались ему самой заманчивой перспективой. Но затем он вспомнил, что является Неугодным Номер Один, что за его голову назначено вознаграждение в размере десяти тысяч галлеонов и что в эти дни появиться в Хогварте было бы так же опасно, как войти в Министерство Магии. Финеас Нигеллус по неосторожности несколько раз подчеркнул это обстоятельство, вкрадчиво наводя справки о местонахождении Гарри и Гермионы. Как только он начинал задавать подобные вопросы, Гермиона запихивала его обратно в обшитую бисером сумочку, и после таких бесцеремонных прощаний Финеас Нигеллус неизменно исчезал на несколько дней.
Становилось всё холоднее и холоднее. Они опасались находиться где-то слишком долго, поэтому, вместо того чтобы остаться на юге Англии, где главной проблемой была всего-навсего замёрзшая земля, они продолжили перемещения из одного конца страны в другой, стойко перенося и горный склон, где снег с градом колотили по палатке, и широкую болотистую равнину, на которой палатку затопило холодной водой, и маленький островок в центре шотландского озера, где за ночь палатку наполовину засыпало снегом.
К тому времени, как однажды вечером Гарри решился снова предложить то, что, по его мнению, представляло собой единственный неисследованный путь, который у них был, в окнах некоторых гостиных уже виднелись мерцающие рождественские ёлки. Только что они необычайно вкусно поужинали: Гермиона под плащом-невидимкой побывала в супермаркете (честно на выходе положив деньги в открытую кассу), и Гарри подумал, что сейчас, насладившись спагетти по-болонски и консервированными грушами, она могла быть более сговорчивой, чем обычно. Также он предусмотрительно предложил на некоторое время отдохнуть от ношения крестража, который сейчас свисал с края кровати позади них.
- Гермиона?
- Ммм? – она свернулась в клубок на провисающем кресле со «Сказками барда Бидла» в руках. Гарри и представить себе не мог, сколько информации она извлечёт из этой книги, которая, надо сказать, была не такой уж и толстой, но, очевидно, девушка по-прежнему пыталась расшифровать что-то из написанного, потому что на подлокотнике кресла покоилась открытая Азбука Заклинаний.
Гарри откашлялся. Он чувствовал себя точно так же, как несколько лет тому назад, когда он спрашивал профессора МакГонагалл о том, можно ли ему пойти в Хогсмид, несмотря на то, что ему не удалось убедить Дурсли подписать ему разрешение.
- Гермиона, я тут подумал и…
- Гарри, ты не мог бы мне помочь?
По-видимому, она его не слышала. Она наклонилась вперёд и протянула ему «Сказки барда Бидла».
- Взгляни на этот символ, - она указала на какой-то знак в самом верху страницы.
Над тем, что Гарри принял за название истории (поскольку он не умел читать руны, то не мог быть уверен), было изображено что-то, напоминающее треугольный глаз, зрачок которого был пересечён вертикальной линией.
- Я никогда не изучал Древние Руны, Гермиона.
- Я знаю, но это не руна и этого нет в азбуке. Я всё время считала, что это рисунок глаза, но я не думаю, что так оно и есть! Он был нанесён чернилами. Посмотри, кто-то дорисовал его сюда, на самом деле он не является частью книги. Подумай, ты не видел его раньше?
- Нет… нет, подожди-ка… – Гарри посмотрел повнимательнее. – А не этот ли символ висел на шее у отца Луны?
- Вот и мне так показалось!
- Тогда это знак Гринделвальда.
Открыв от изумления рот, она уставилась на него:
- Что?
- Крам мне сказал…
И он пересказал историю, поведанную ему Виктором Крамом на свадьбе. Гермиона выглядела удивлённой.
- Знак Гринделвальда?
Она перевела взгляд с Гарри на странный символ и обратно.
- Я никогда не слышала о том, что у Гринделвальда был свой знак. Это не упоминается ни в одной из тех книг, где я о нём читала.
- Ну, как я уже говорил, Крам полагает, что этот символ был высечен на стене Дурмстранга и поместил его туда Гринделвальд.
Она, нахмурившись, откинулась на спинку кресла.
- Это очень странно. Если это символ Тёмной Магии, что он делает в книжке с детскими сказками?
- Да, это непонятно, - согласился Гарри. – И наверняка Скримджер распознал бы его. Он был министром и должен был хорошо разбираться в том, что касается Тёмной Магии.
- Я знаю… может, он, как и я, думал, что это просто глаз. У всех остальных историй над названием есть рисунки.
Она замолчала, продолжая внимательно разглядывать странный символ. Гарри предпринял ещё одну попытку.
- Гермиона?
- Ммм?
- Я тут подумал. Я… я хочу наведаться в Годрикову Лощину.
Она подняла на него глаза с отрешённым взглядом, и Гарри был уверен, что она всё ещё размышляет над загадочным знаком в книге.
- Да, - наконец сказала она. – Да, я тоже думала об этом. Я считаю, что нам действительно стоит туда попасть.
- Ты меня хорошо поняла? – не поверил своим ушам Гарри.
- Конечно. Ты хочешь побывать в Годриковой Лощине. Я согласна, я думаю, мы должны это сделать. В том плане, что у меня нет других идей по поводу того, где он может быть. Путешествие может оказаться опасным, но чем дольше я об этом думаю, тем больше мне кажется, что он именно там.
- Эээ… что там? – не понял Гарри.
- Ну же, меч, Гарри! Дамблдор наверняка понимал, что ты захочешь туда вернуться, и потом Годрикова Лощина – это место рождения Годрика Гриффиндора…
- Правда? Гриффиндор – выходец из Годриковой Лощины?
- Гарри, ты хотя бы раз открывал «Историю магии»?
- Ээм, - произнёс он, улыбнувшись, кажется, впервые за несколько месяцев, так что его мимические мышцы непривычно напряглись. – Я, наверное, открывал её, знаешь, при покупке… только тогда…
- Ну, учитывая, что деревня названа так в его честь, я думала, что ты увидишь какую-то связь, - покачала головой Гермиона. Сейчас она была больше похожа на себя прежнюю, нежели на ту, которой она стала в последнее время: Гарри уже ждал, что она вот-вот скажет, что отправляется в библиотеку. – В «Истории магии» есть кое-что об этой деревне. Подожди…
Она раскрыла украшенную бисером сумочку. Покопавшись в ней какое-то время, наконец-то достала свой экземпляр школьного учебника «Истории магии» Батильды Бэгшот и стала листать книгу в поисках нужной страницы.
«Согласно Международному Статуту о Секретности 1689-го года, волшебники должны были скрыться навсегда. И, естественно, они образовывали свои собственные маленькие общины внутри общества. Многие деревушки и селения привлекли по несколько магических семей, которые объединялись для взаимной поддержки и защиты. Деревни Тинворс в Корнуэлле, Верхний Флегли в Йоркшире и Оттери-Сент-Кэтчпоул на южном побережье Англии стали широко известной родиной группы волшебных родов, которые тихо жили рядом с толерантными, время от времени подвергаемыми заклятию Confundus, магглами. Наиболее знаменитой из этих наполовину заселённых волшебниками местностей является, пожалуй, Годрикова Лощина - деревня на Западе страны, где родился великий волшебник Годрик Гриффиндор и где Боуман Райт, волшебник-кузнец, выковал первый Золотой снитч. Местное кладбище полно имён древних магических родов, и это, без сомнения, объясняет настойчивые многовековые легенды о привидениях, живущих в маленькой церкви за кладбищем».
- Ты и твои родители не упомянуты, - сказала Гермиона, закрывая книгу, - так как профессор Бэгшот не описывает ничего позже конца девятнадцатого века. Но ты заметил? Годрикова Лощина, Годрик Гриффиндор, меч Гриффиндора - тебе не кажется, что Дамблдор ожидал, что ты найдёшь связь?
- Ну да…
Гарри не хотел сознаться, что вовсе не думал о мече, когда предложил поехать в Годрикову Лощину. Его интересовали могилы его родителей, дом, где он едва избежал смерти, и персона Батильды Бэгшот.
- Помнишь, что сказала Мюриэль? - спросил он, в конце концов.
- Кто?
- Ты знаешь… - заколебался он. Ему не хотелось произносить имени Рона. - Двоюродная бабушка Джинни. На свадьбе. Та, которая сказала, что у тебя тощие лодыжки.
- А-а, - протянула Гермиона.
Это был неприятный момент: Гарри знал, что напомнил ей о Роне, и поспешно продолжил:
- Она сказала, что Батильда Бэгшот до сих пор живёт в Годриковой Лощине.
- Батильда Бэгшот, – прошептала Гермиона, проводя указательным пальцем по имени Батильды, написанному на обложке «Истории магии». - Ну, я полагаю…
Она задохнулась так драматично, что у Гарри внутри всё перевернулось. Он выхватил свою палочку, оглядываясь на вход и ожидая увидеть руку, появляющуюся из-под полога палатки, но там никого не было.
- Что? - выплюнул он, наполовину со злостью, наполовину с облегчением. - Почему ты так сделала? Я подумал, что ты увидела, по меньшей мере, пожирателей смерти, входящих в палатку.
- Гарри, что если меч у Батильды? Что если Дамблдор доверил меч Батильде?
Гарри прикинул возможность этого. Батильда, должно быть, уже очень старая женщина и, согласно словам Мюриэль, была сумасшедшей. Похоже ли на правду то, что Дамблдор мог спрятать меч Гриффиндора у неё? Если так, то, по мнению Гарри, Дамблдор во многом полагался на случай: Дамблдор никогда не говорил, что заменил меч подделкой, никогда не упоминал о дружбе с Батильдой. Но, в любом случае, это не самый подходящий момент для того, чтобы сомневаться в теории Гермионы, не сейчас, когда эта теория так совпадает с важнейшими из желаний Гарри.
- Да, он мог так сделать! Значит, мы двинемся в Годрикову Лощину?
- Да, но мы должны всё продумать, Гарри, - она выпрямилась, и Гарри понял, что перспектива составления плана подняла ей настроение так же, как и ему. - Нам нужно будет для начала вместе попрактиковаться в аппарации под плащом-невидимкой, и, возможно, Дезиллюминационные чары тоже могли бы быть полезны… И, если ты не думаешь, что это будет по-свински, может использовать многосущное зелье? Тогда нам понадобится собрать чьи-нибудь волосы. Я вообще-то думаю, Гарри, что нам лучше использовать всё, - «кашу маслом не испортишь» …
Гарри позволил ей говорить, кивая и соглашаясь каждый раз, когда наступала пауза, но его мысли были о другом. Впервые, с тех пор как он узнал, что меч в Гринготтсе - фальшивка, он чувствовал возбуждение.
Он мечтал попасть домой, вернуться в то место, где у него была семья. Если бы не Волдеморт, именно в Годриковой Лощине Гарри бы рос и проводил каждые школьные каникулы. Он мог бы приглашать друзей к себе домой… Он мог бы даже иметь братьев и сестёр… Мама испекла бы торт на его семнадцатилетие… Жизнь, которую он потерял, едва ли когда-нибудь казалась ему такой реальной как в тот момент, когда он понял, что увидит то место, где всё это было у него отобрано. После того как Гермиона пошла спать, Гарри тихо вынул из её бисерной сумочки свой рюкзак и достал из него фотоальбом, который так давно дал ему Хагрид. Впервые за несколько месяцев он внимательно рассматривал старые фотографии своих родителей, улыбающихся и машущих ему: это было всё, что сейчас у него оставалось, от них.
Гарри бы с радостью отправился в Годрикову Лощину прямо на следующий день, но у Гермионы были другие планы. Так как она была убеждена, что Волдеморт ожидает возвращения Гарри на то место, где погибли его родители, она решила, что они могут туда отправляться только после того, как убедятся, что у них самая лучшая маскировка из всех возможных. Прошла целая неделя, пока Гермиона согласилась на это путешествие. За это время им удалось заполучить волосы невинных магглов, которые покупали подарки к Рождеству, и вместе попрактиковаться в аппарации под плащом-невидимкой.
Они должны были аппарировать в деревню под покровом темноты, поэтому, ближе к вечеру глотнув многосущного зелья, Гарри превратился в лысого маггла средних лет, а Гермиона - в его маленькую, похожую на мышку, жену. Сумочка, покрытая бисером, вмещавшая всё, что у них было (кроме крестража, который Гарри надел на шею), находилась в кармане застёгнутого на все пуговицы пальто Гермионы. Гарри накинул плащ-невидимку, и они окунулись в удушающую темноту.
С бешено бьющимся сердцем Гарри открыл глаза. Они стояли, сцепившись руками, на заснеженной дорожке под тёмно-синим небом, на котором уже тускло мерцали первые ночные звёзды. Коттеджи выстроились по другой стороне узкой дороги, их окна сверкали рождественскими украшениями. Впереди отблески золотых уличных фонарей указывали на центр деревни.
- Всё в снегу! - прошептала Гермиона под плащом. - Ну почему мы не подумали о снеге? Несмотря на все наши предосторожности, мы будем оставлять следы! Нам надо избавиться от них. Ты пойдёшь впереди, а я займусь этим.
Гарри не хотелось входить в деревню ярмарочной лошадью, скорчившись спина к спине под плащом-невидимкой, чтобы одновременно убирать магией следы.
- Давай снимем плащ, - предложил Гарри, но когда заметил, что Гермиона испугалась, добавил: - Да ладно, мы сами на себя не похожи, и вокруг никого нет.
Он засунул плащ под куртку, и они беспрепятственно проследовали вперёд. Ледяной воздух жалил их лица, пока они проходили мимо домов, из которых любой мог быть тем, в котором когда-то жили Джеймс и Лили, или где сейчас живёт Батильда. Гарри пристально вглядывался в их парадные двери, занесённые снегом крыши и террасы, размышляя, сможет ли он узнать один из них, зная, однако, в глубине души, что это невозможно, что он был слишком мал, когда покинул это место навсегда. Он не был даже уверен в том, что сможет увидеть дом вообще; он не знал, что случалось, когда Хранитель Заклятия Верности умирал.
Затем маленькая улочка, по которой они шли, свернула налево, и им открылась маленькая площадь - сердце деревни. Окружённый разноцветными огоньками, в центре площади стоял военный мемориал, частично закрываемый Рождественским древом. Вокруг размещались разные магазины, почта, паб и маленькая церковь, чьи витражные окна, как разноцветные драгоценности, ярко сверкали.
Снег здесь был утоптанным, тяжёлым и скользким: ведь люди ходили по нему весь день. Жители деревни сновали мимо них туда-сюда; фигуры мягко освещались уличными фонарями. Когда двери паба открывались и закрывались, до Гарри с Гермионой доносились смех и популярная музыка. Затем они услышали, как в маленькой церкви запели рождественский гимн.
- Гарри, это же Сочельник!
- Разве?
Он потерял счёт дням; они не видели газет неделями.
- Да, я уверена, - сказала Гермиона, подняв взгляд на церковь. - Они… они должны быть там, да ведь? Твои мама и папа? Я вижу кладбище за церковью.
Гарри почувствовал сильное волнение, даже более похожее на страх. Теперь, когда он был так близко, он засомневался - хотел ли он увидеть это? Возможно, Гермиона поняла, что он чувствовал, потому что взяла его за руку и повела, время от времени подталкивая вперёд. На полпути через площадь она, однако, остановилась.
- Гарри, смотри!
И указала на памятник. Пока они шли мимо него, он изменился. Вместо обелиска, исписанного именами, там была статуя трёх человек: мужчины в очках, с взлохмаченной причёской, женщины с длинными волосами и добрым, милым лицом и маленького мальчика, сидящего на руках у матери. Снег пушистыми белыми шапками лежал на их головах.
Гарри подошёл ближе, пристально вглядываясь в лица своих родителей. Он и представить не мог, что здесь может быть статуя… Как странно было видеть каменного себя - счастливого малыша без шрама на лбу…
- Идём, - проговорил Гарри, вдоволь насмотревшись на памятник, и они повернули опять по направлению к церкви.
Когда они перешли дорогу, он мельком глянул через плечо: статуя снова стала военным мемориалом.
Когда они приблизились к церкви, пение стало громче. Горло Гарри сжалось: так сильно вспомнился ему Хогвартс; и Пивз, вопящий из рыцарских доспехов неприличные вариации рождественских гимнов; и двенадцать Рождественских елей в Большом зале; и Дамблдор, нахлобучивающий шляпу, которую он выиграл в фанты; и Рон, в свитере ручной вязки…
Вход на кладбище вёл через узкую калитку. Гермиона толкнула её, стараясь открыть как можно тише, и они прошли внутрь. По обе стороны скользкой дорожки, ведущей к дверям церкви, снег был глубокий и нетронутый. Они двинулись вокруг здания прямо через сугроб, оставляя за собой глубокие борозды и держась в тени под светящимися окнами.
Позади церкви торчали ряды припорошенных надгробий, возвышаясь над бледно-голубым покровом снега с вкраплением ослепительно красного, золотого и зелёного цветов - отблесками разноцветных стёкол. Сжав рукой палочку в кармане куртки, Гарри подошёл к ближайшей могиле.
- Посмотри - Эббот, возможно это дальний родственник Ханны!
- Говори потише, - попросила его Гермиона.
Они шли всё дальше и дальше по кладбищу, оставляя за собой тёмные следы на снегу, останавливаясь, чтобы рассмотреть надписи на старых надгробиях, и косясь в окружающую их темноту, чтобы убедиться, что за ними никто не наблюдает.
- Гарри, сюда!
Гермиона была в двух рядах надгробий от него. Сердце Гарри сильно забилось.
- Это …?
- Нет, но взгляни!
Она указала на тёмный камень. Гарри нагнулся и увидел на замёрзшем, покрытом пятнами лишайника граните имена: «Кендра Дамблдор», немного ниже даты её рождения и смерти, «и дочь её Ариана». Там же была цитата:
«Ибо где твоё сокровище, там будет и твоё сердце».
Значит, Рита Скитер и Мюриэль дали некоторые верные сведения. Семья Дамблдора, действительно, жила здесь, и часть её здесь и умерла.
Увидеть могилу было хуже, чем услышать о ней. Гарри не мог избавиться от мысли, что они оба с Дамблдором имеют глубокие корни на этом кладбище и что Дамблдору следовало бы сказать ему об этом, а он, напротив, никогда и не думал поделиться, рассказать об этой связи. А они могли бы приходить сюда вместе. На мгновение Гарри представил себя здесь с Дамблдором. Какие узы могли бы их связывать, как много это значило бы для него? Но видимо для Дамблдора тот факт, что их семьи лежат бок о бок на одном кладбище, был незначительным стечением обстоятельств, никак не относящимся, возможно, к той работе, что он хотел поручить Гарри.
Гермиона смотрела на Гарри, и тот был рад, что его лицо скрыто в тени. Он снова перечитал слова на надгробии: «Ибо где твоё сокровище, там будет и твоё сердце». Он не понимал, что значили эти слова. Несомненно, Дамблдор выбрал их, как самый старший в семье после смерти матери.
- Ты уверен, что он не упоминал…? - начала Гермиона.
- Нет, - сухо перебил её Гарри, - давай поищем ещё, - и он отвернулся, желая никогда не видеть этого камня: он не хотел, чтобы его взволнованный трепет сменился обидой.
- Здесь! - прокричала Гермиона из темноты спустя несколько мгновений. - А, нет, прости, я подумала, что здесь написано «Поттер».
Она протирала крошащийся, покрытый мхом камень, пристально всматриваясь в него, и хмурилась.
- Гарри, вернись на минутку.
Ему не хотелось увидеть нечто подобное, однако неохотно, но послушно, он побрёл к ней обратно через снег.
- Что там?
- Посмотри сюда!
Надгробие было очень старым, испорченным погодой и временем настолько, что Гарри с трудом мог разглядеть имя. Гермиона показала ему символ внизу.
- Гарри, это знак из книги!
Он всмотрелся в то место, на которое она указала: камень был такой потёртый, что трудно было определить, что же выгравировано там. Однако треугольный символ под нечитаемым именем был вполне различим.
- Да… может быть…
Гермиона подсветила своей волшебной палочкой, указывая ею на имя на вершине камня.
- Здесь сказано, Иг… Игнотус, я думаю…
- Я пойду, продолжу искать родителей, хорошо? - сказал ей Гарри почти грубо и отправился обратно, оставив Гермиону, склонившуюся рядом со старым надгробием.
То и дело встречались знакомые фамилии, такие как Эббот, которые он слышал в Хогвартсе. Иногда ему попадались несколько поколений одних и тех же семей волшебников: Гарри мог сказать по датам, что они либо вымерли, либо их потомки уехали из Годриковой Лощины. Он забирался всё дальше и дальше между рядами могил и каждый раз, достигая нового надгробия, чувствовал опасение и предвкушение.
Темнота и тишина, казалось, внезапно стали ещё глубже. Гарри обеспокоенно оглянулся, думая о дементорах, но потом понял, что просто закончились рождественские песнопения, болтовня и суета прихожан утихали по мере того, как они удалялись к площади. Кто-то в церкви погасил все огни.
Из темноты до Гарри в третий раз долетел пронзительно-звонкий голос Гермионы:
- Гарри, они… здесь!
И он понял по её тону, что на этот раз это были его мама и папа. Он направился к ней, чувствуя, как что-то тяжёлое давит на грудь; то же ощущение, которое он испытывал после смерти Дамблдора: горе, лёгшее всем своим весом на сердце и лёгкие.
Надгробие находилось всего в двух рядах позади могилы Кендры и Арианы. Оно было сделано из белого мрамора, как и могила Дамблдора, и читать было легко, так как оно, казалось, светится в темноте. Гарри не пришлось опускаться на колени или даже подходить очень близко для того, чтобы разобрать слова, которые были выгравированы на камне:
ДЖЕЙМС ПОТТЕР ЛИЛИ ПОТТЕР
РОДИЛСЯ 27 МАРТА 1960 РОДИЛАСЬ 30 ЯНВАРЯ 1960
УМЕР 31 ОКТЯБРЯ 1981 УМЕРЛА 31 ОКТЯБРЯ 1981
Последний же враг истребится – смерть.
Гарри читал слова медленно, как будто у него был только один шанс вникнуть в их смысл, и последнюю фразу он прочитал вслух:
- Последний же враг истребится - смерть.
Ужасная мысль пришла ему в голову, неся с собой что-то вроде паники:
- Это разве не девиз пожирателей смерти? Почему это написано здесь?
- Это не означает победу смерти, в смысле пожирателей смерти, Гарри, - сказала Гермиона ласковым голосом. - Это значит… понимаешь… жизнь по ту сторону смерти. Жизнь после смерти.
Но они не живы, подумал Гарри. Их нет. Пустые слова не могут скрыть тот факт, что останки его родителей лежат под снегом и камнем, безразличные, неведающие… И слёзы потекли прежде чем он смог бы остановить их. Жарко вскипающие, они тут же замерзали на его лице, и какой был смысл вытирать их или притворяться? Он позволил им падать, с силой закусив губы. Он смотрел вниз на толстый слой снега, скрывающий от его глаз место, где лежат Лили и Джеймс, а сейчас, наверняка, кости или прах. И они не знают или их не заботит то, что их живой сын стоит так близко и его сердце всё ещё бьётся. Он жив благодаря их жертве, но в данный момент желает только одного - уснуть рядом с ними под снегом.
Гермиона снова взяла его руку и крепко сжала. Он не мог взглянуть на неё, но стиснул её руку в ответ, резко и глубоко вдыхая ночной воздух, пытаясь держать себя в руках, пытаясь восстановить контроль над своими чувствами. Он должен был принести им что-нибудь, но он об этом не подумал, а все растения на кладбище были без листьев и замёрзшие. Но Гермиона подняла свою палочку, взмахнула ею в воздухе по кругу - и венок рождественских роз расцвёл перед ними. Гарри поймал его и положил на могилу родителей.
Как только он поднялся, ему захотелось уйти: Гарри больше не мог оставаться здесь ни минуты. Он обнял Гермиону за плечи, она обхватила его за талию, и они молча пошли прочь, через снег, мимо могилы матери и сестры Дамблдора, к тёмной церкви и, ещё невидимой отсюда, калитке.
